Церковь и политический идеал

Теперь представим себе, что наше законодательство вдруг утратило первоначальную духовную традицию и стало допускать возможность как моногамных браков, так и полигамных и даже временных. Тутто и возникнет самое интересное. Каким законом все это «гуманоидное многообразие» регулировать, какие принципы класть в основу? – невольно напрашивается вопрос. За что наказывать, а за что хвалить? Как быть с кровной местью, которая по нашему законодательству является уголовным преступлением, зато в некоторых конфессиях широко распространена и выглядит доблестью?

Но Ислам – это еще далеко не все, если мы вспомним о многонациональном и многоконфессиальном составе нашей Родины. Ведь не остались еще охваченными приверженцы иных культов, сектанты, некоторые из которых признают сам факт деторождения грехом и без всяких угрызений совести закапывающие живыми своих новорожденных детей (например, некоторые из наших так называемых «старообрядцев»). Нам скажут, что это все равно преступление, поскольку гибнет человек. Но, позвольте, а как же аборты, которые являются тем же убийством малыша, уже наделенного Господом душей и жизнью? До поры до времени и они были строжайше запрещены в христианских странах, а сейчас аборт, как говорят, является одним из величайших достижений XX в., позволяющим «реализовать права женщин на самоопределение».

Легко понять, что при таких условиях никакое организованное человеческое общежитие становится совершенно невозможным. «Исключив» для себя Бога, гражданин светского государства переходит в такую стадию анархии бытия, по сравнению с которой все предыдущие революции кажутся лишь детской игрой в солдатики.

IV. Перспективы и альтернативы

Что бы ни говорили о родоначальниках либерализма и демократизма, но они были большими реалистами, чем их современные сторонники светского государства. Борясь с духовной гегемонией христианства, они, повидимому, отдавали себе отчет в том, что в ситуации, где каждый может веровать во что угодно, никакое государство функционировать оказывается просто не в состоянии. Поэтому они «лишь» пытались заменить христианство какойто другой религией, более «человечной», отдавая себе отчет в том, какими способами это придется делать.

Четко следуя той мысли, что все религии «выдуманные», родоначальники либерализма не раз пытались выдумать и закрепить в практике новую «религию», отвечающую, на их взгляд, требованиям универсальности и позволяющую удовлетворить все духовные потребности. Предлагал создать новую государственную религию еще и Ж.Ж. Руссо, для которого весь смысл новой «гражданской религии» заключался в восстановлении нарушенного христианством (?) древнего единства духовного и светского порядка[972].

Печально знаменитый швейцарец справедливо полагал, что без духовной основы государство существовать не может и, как истинный демократ, предлагал некий компромиссный вариант: государственная религия должна быть обязательной, но помимо нее может существовать еще и «личная религия». Так сказать, и тоталитаризм, и демократизм одновременно. «Знатный революционер» М. Робеспьер вполне реализовал его мечты, создав новый культ во времена Французской революции. Неудовлетворенный только ролью народного законодателя, он решил стать также священнослужителем и пророком. Как председатель Конвента, он заставил признать декретом существование Высшего Существа и факт бессмертия души, что было объявлено революционной религией. Сам он облачался для торжественных случаев в специальные одежды и восседал на троне как жрец[973].

И у Монтескье, и у Вольтера также возобладал дух гражданской религии, которую следовало поддерживать всеми доступными средствами[974]. Для родоначальника позитивизма О. Конта также был возможен только один культ – человечества, почитаемого как Высшее Существо. Примечательно, что следить за соблюдением этого культа в его идеальном государстве поручалось группе философовэнциклопедистов, а его несоблюдение каралось принудительными мерами и общественными порицаниями, заканчивая ссылкой виновного лица[975]. В советское время неким аналогом религии выступал «Моральный кодекс строителя коммунизма». Так что у современной доктрины светского государства есть «замечательные» предшественники.

Объединял их всех не только скептицизм, мягко говоря, к христианству, но и понимание того, что любая религия, навязанная обществу, чуждая ему, может держаться только за счет тоталитарных методов. В этой связи соблюдение новой «религии» возлагалось предшественниками наших «гуманоидов» не на свободную совесть человека, как можно было бы рассчитывать, а на политические институты, должные поддерживать определенное состояние религиозной политкорректности.