Церковный суд на Руси XI–XIV веков. Исторический и правовой аспекты

Итак, прибыв на берег Волхова и удивившись красоте Новгорода, преподобный Антоний три дня и три ночи молился на камне, после чего направился в город. Там он нашел купца, который говорил на русском, греческом и «римском» языках. Узнав, кто есть Антоний, купец не только испросил благословение у инока, но и рассказал ему о городе, о соборе Святой Софии, князе Мстиславе Владимировиче и о епископе Никите. Услышав о том, как живут в месте, куда инок прибыл, преподобный Антоний отправился в Святую Софию, где увидел архиерея. Однако «святителю же Никите въ то время никако не явися преподобныи. понеже еще не навыче словенску и русску обычаю и языку»[379]. После этого преподобный стал молиться, стоя на камне, о даровании ему понимания русского языка. С этого времени Антоний приобрел известность. К нему стали приходить люди, а слух о новом подвижнике вскоре достиг епископа Никиты. Дальнейшие события хорошо известны. Никита повелел привести к нему инока в епископскую келью, где Антоний был допрошен. Узнав об истории его жизни, обстоятельствах чудесного прибытия на Волхов и убедившись в искренности инока, архиерей предложил Антонию остаться у себя, однако, встретив отказ, отпустил. Вскоре святитель сам явился к преподобному, чтобы увидеть, как живет Антоний. Увидев жизнь монаха и опросив сельских жителей, архипастырь убедился в подвижничестве инока и благословил тому дальнейшее проживание на избранном Антонием месте на берегу Волхова[380].

Описанная история интересна и крайне ценна для реконструкции частного епископского суда, преследовавшего цели не каноническо-правового, а духовно-дисциплинарного свойства[381]. При всей внутренней эмоциональности «героев» истории, заранее предугадываемой оценочности суждений и назидательности сюжета, история знакомства преподобного Антония Римлянина с епископом Никитой обладает несомненной ценностью. Прежде всего, она позволяет не только реконструировать формальные процедуру и ритуалы епископского суда, но и сформировать представление о крайне непростой и пестрой картине церковной и, прежде всего, монашеской жизни иночества в Новгородской земле, допуская, что нечто подобное могло присутствовать и на остальной Руси.

Действительно, самостоятельное прибытие Антония в пригород Новгорода и его свободное, по меньшей мере, не встретившее сопротивления поселение на новом месте, позволяет говорить не только об открытости межгосударственных пространств, но и о существенной неподконтрольности для властей огромных территорий Руси, если только это не были пригороды больших городов, подобных Новгороду. Отмеченная открытость присутствовала не только в области географической, но и в церковной жизни на уровне монашества и даже клира. О наличии если не тесных, то устойчивых связей между Европой и Русью на уровне литургического и молитвенного общения духовенства в течение первые полутора-двух столетий после крещения Руси можно судить, по меньшей мере, на основе четырех хрестоматийных примеров. Так, вероятно, в период княжения в Турове Святополка Владимировича местную кафедру возглавлял епископ Колобжегский Рейнберн[382]. Стоявший во главе клира Десятинной церкви Анастас Корсунянин бежал в Польшу[383]. Антоний Римлянин, вероятно, монах-ирландец, нашел приют в Новгороде[384], где был принят епископом Никитой в церковное общение[385]. Не менее интересен опыт игумена Даниила во время его паломничества в Иерусалим. В Святой Земле русский игумен без какого-либо смущения для своей совести посещал находившиеся в руках западных христиан святыни, латинские храмы и вступал в общение с местным латинским духовенством[386]. Впрочем, в случае Даниила все же необходимо принять во внимание, что паломничество в Святую Землю – особое событие и сугубый подвиг. Об этой подвижнической стороне благочестивого странствия можно судить еще по двум не менее ярким примерам паломничества: истории ухода в Святую Землю преподобной Евфросинии Полоцкой[387] и хождения в Константинополь будущего новгородского епископа Антония Ядрейковича[388]. Впрочем, особое положение Иерусалима и Гроба Господня в системе общехристианских представлений и не предполагало в XII в. какого-либо разделения и конфликта между паломниками. Здесь, напротив, внутрихристианские противоречия утрачивали свою остроту, уступая место осознанию общецерковного единства во Христе. Отчасти тема паломничества или благочестивого путешествия присутствует в «Сказании о житии» преподобного Антония. Оказавшись на берегу Волхова, Антоний увидел удивительный город, который сначала принял за Рим[389].