Цезарь

«Цезарь, — говорит Плутарх, — стал бы первым оратором своего времени, если бы не предпочел стать первым его полководцем».[7]

Представившийся в связи с этим случай дал Цезарю возможность оценить свое нарождающееся влияние.

V

В Риме существовал старинный обычай произносить поминальные речи над усопшими пожилыми женщинами, а тетка Цезаря пребывала как раз в таком возрасте, поскольку ей было более шестидесяти лет; но поминальных речей никогда не произносили над гробом молодых женщин. А жене Цезаря, которой он посвятил надгробное слово, едва исполнилось двадцать лет.

И потому, когда он начал свою похвальную речь над телом Корнелии, в адрес оратора стали раздаваться возмущенные выкрики; однако толпившийся вокруг народ принудил протестующих умолкнуть, и Цезарь смог продолжать под одобрительные возгласы толпы.

Его возвращение в свой дом, находившийся в квартале Субура, стало подлинным триумфом.

Для этого праздного и скучающего народа Цезарь только что придумал новое развлечение: надгробные речи над молодыми покойницами.

Триумф Цезаря подтолкнул к мысли отослать его куда-нибудь подальше; стало понятно, что человек, с такой ловкостью манипулирующий народом, может стать опасным.

Он получил назначение в Дальнюю Испанию и имел поручение провести собрания римских купцов, обосновавшихся в этой провинции; однако он сделал остановку в Гадесе.

Там, увидев в храме Геракла статую Александра Македонского, он подошел к ней и долго смотрел на нее, застыв в неподвижности и молчании.

В эту минуту один из друзей Цезаря заметил, что из глаз его льются крупные слезы.

— Что с тобой, Цезарь? — спросил его этот друг. — Почему ты плачешь?

— Я плачу при мысли о том, — ответил Цезарь, — что в моем возрасте Александр уже покорил бо́льшую часть мира.

В ту же ночь он увидел сон.

Древние питали к снам большое уважение.

Сны, по их представлениям, бывали двух видов: одни вылетали из чертогов богини Ночи через дверь из слоновой кости, и это были несбыточные сны, которым не следовало придавать никакого значения; другие вылетали через дверь из рога, и это были вещие сны, которые посылали боги.

Как все великие люди, как Александр Македонский, как Наполеон, Цезарь был суеверен.

Вот, впрочем, каков был его сон: ему снилось, будто он насилует собственную мать.

Он велел привести к нему толкователей снов — обычно ими были халдеи — и спросил у них, что означает этот сон.

Они ответили:

— Этот сон, Цезарь, означает, что рано или поздно тебе будет принадлежать власть над всем миром, ибо эта мать, которой ты насильно овладел и которая, следовательно, покорилась тебе, суть не что иное, как земля, наша общая родительница, повелителем которой тебе суждено стать.

Не это ли толкование подтолкнуло Цезаря к решению вернуться в Рим?

Возможно.

Во всяком случае, он покинул Испанию раньше назначенного срока и по пути застал латинские колонии в разгаре бунта: они домогались для себя гражданских прав.

Какое-то время он колебался, не встать ли ему во главе этих колоний, настолько его снедало желание хоть какой-нибудь славы, но легионы, готовые отправиться в Киликию, стояли под стенами Рима; момент был неблагоприятный, и потому он вернулся без всякого шума.

Однако мимоходом он даровал колониям свое имя, и с того времени они знали, что в какой-нибудь нужный момент, в какой-нибудь благоприятный час все недовольные смогут объединиться вокруг Цезаря.

С тех пор имя Цезаря обрело синоним: оно означало оппозицию.

На следующий день стало известно, что он вернулся и вступил в избирательную борьбу, намереваясь стать эдилом.

В ожидании этого он добился назначения смотрителем Аппиевой дороги.

Для него это был способ с пользой потратить свои деньги, а вернее, деньги других на глазах у всего Рима.

Виа Аппиа была одной из крупнейших римских артерий, связывавших Город с морем; по пути она заходила в Неаполь, а оттуда тянулась через Калабрию до самого Брундизия.

Но она же служила кладбищем и местом для прогулок.

Богатые граждане, владевшие домами вдоль этой дороги, завещали хоронить их прямо у порога, на откосах мостовой.

Вокруг их могил сажали деревья, к могилам прислоняли скамейки, стулья, кресла, и по вечерам, когда в воздухе уже ощущались первые дуновения ночного ветерка и становилось легче дышать, люди садились под прохладной сенью деревьев, вдыхали свежесть сумерек и глядели на щеголей, которые проезжали мимо верхом на лошадях, на куртизанок, которых несли в дорожных носилках, на матрон, которые ехали в повозках, и бедняков и рабов, которые шли пешком.

То был своего рода римский Лоншан, однако этот Лоншан был таким ежедневно.

Цезарь заново вымостил дорогу, посадил новые деревья взамен срубленных и засохших, заново оштукатурил запущенные гробницы, подправил стершиеся эпитафии.

Обычное место для прогулок превратилось в настоящее Корсо.

Его великая известность восходит к ремонту, произведенному там Цезарем.

Все это превосходно подготавливало его кандидатуру к избранию на должность эдила.