Цезарь

Одну из его сестер, которая была ему сестрой лишь по матери, звали Сервилия.

Мы уже произносили ее имя в связи с запиской, посланной Цезарю в тот день, когда был раскрыт заговор Катилины.

Она долго не уступала Цезарю, но он, узнав о ее страстном желании получить некую чрезвычайно красивую жемчужину, купил ее и подарил Сервилии.

В обмен Сервилия дала ему то, чего желал он.

Жемчужина стоила чуть больше одного миллиона ста тысяч франков.

Лицо у Катона было суровое, нахмуренное и крайне неулыбчивое; душа его с трудом поддавалась гневу, но, рассердившись, он успокаивался лишь ценой великих усилий.

Медленно обучаясь, он навсегда запоминал усвоенное.

Ему посчастливилось иметь наставником человека умного, всегда рассудительного и нисколько не грозного.

Звали этого человека так же, как сына Зевса и Европы, — Сарпедон.

С раннего детства Катон проявлял признаки того упрямства, какое позднее определит его репутацию.

В 90 году до Рождества Христова — ему было тогда лет пять — союзники римлян стали добиваться прав римского гражданства.

Мы уже говорили о преимуществах, которые были следствием этих прав.

Один из посланцев союзников остановился у Ливия Друза, своего друга.

Друз, дядя Катона по матери, воспитывал детей своей покойной сестры и питал к ним большую слабость.

Этот посланец — его звали Попедий Силон — всячески обласкивал детей, чтобы они похлопотали за него перед своим дядей.

Цепион, который был на два или три года старше Катона, позволил подкупить себя этими ласками и согласился.

Однако с Катоном вышло иначе.

Хотя в возрасте четырех или пяти лет ему полагалось слабо разбираться в таком сложном вопросе, как права гражданства, он в ответ на все настояния посланцев лишь молча вперил в них суровый взгляд.

— Ну что, малыш, — спросил его Попедий, — ты поступишь так же, как твой брат?

Ребенок ничего не ответил.

— Разве ты не замолвишь за нас словечко своему дяде? Ну, что скажешь?

Катон по-прежнему хранил молчание.

— Какой скверный мальчик, — произнес Попедий.

И, обращаясь к присутствующим, вполголоса добавил: — Посмотрим, как далеко он зайдет в своем упорстве. С этими словами он схватил его за пояс и вывесил за окно, словно намереваясь бросить его вниз с высоты тридцати футов.

Но ребенок даже рта не раскрыл.

— Сейчас же соглашайся, — пригрозил Попедий, — или я брошу тебя!

Ребенок продолжал молчать, не выказывая никаких признаков удивления или страха.

Помпедий, рука которого начала уставать, поставил его на пол.

— Клянусь Юпитером! — воскликнул он. — Какое счастье, что этот маленький сорванец всего лишь ребенок, а не мужчина, ибо, будь он мужчиной, мы вполне могли бы не получить у народа ни единого голоса в нашу пользу.

Сулла был личным другом отца Катона, Луция Порция, убитого вблизи Фуцинского озера во время атаки на мятежных тосканцев.

Возможно, к этой смерти был некоторым образом причастен Марий Младший.

Во всяком случае, Орозий приписывает эту смерть ему, а вам известна поговорка: «На черта грех вину не списать».

Итак, Сулла, будучи другом отца, время от времени приглашал обоих мальчиков к себе домой и развлекался беседой с ними.

«Дом Суллы, — говорит Плутарх, — являл собой подлинную картину ада из-за бесчисленного множества поставленных вне закона людей, которых каждый день приводили туда, чтобы подвергать пыткам».[35]

Это был 80 год до Рождества Христова, и Катону шел тогда четырнадцатый год.

Время от времени он видел, как из этого дома выносят тела, истерзанные пытками, а еще чаще — отрубленные головы.

Он слышал, как потихоньку ропщут добропорядочные люди.

Все это побудило его крепко задуматься о Сулле, который выказывал ему дружбу.

Однажды, не в силах более сдерживаться, он спросил своего наставника:

— Почему же не нашлось никого, кто убил бы этого человека?

— Дело в том, что его боятся еще больше, чем ненавидят, — ответил наставник.

— Тогда дайте мне меч, — сказал Катон, — я убью его и избавлю отечество от рабства!

Наставник сохранил эти слова для истории, но воздержался от того, чтобы дать своему воспитаннику меч, который тот потребовал.

В двадцать лет Катон никогда не ужинал без своего старшего брата, которого он обожал.

— Кого ты любишь больше всех? — спросили его однажды, когда он был совсем ребенком.

— Брата, — ответил он.

— А потом?

— Брата.

— Ну а потом?

— Брата.

И сколько бы раз ему ни задавали этот вопрос, он всегда давал один и тот же ответ.

XVIII

Катон был богат.

Получив сан жреца Аполлона, он поселился отдельно и взял свою часть отцовского состояния, составившую сто двадцать талантов (примерно шестьсот шестьдесят тысяч франков нашими деньгами).

Позднее он унаследовал от своего двоюродного брата еще сто талантов; после этого его состояние превысило миллион двести тысяч франков.

Катон был чрезвычайно скуп.

Унаследовав все это богатство, он, по словам Плутарха, «зажил еще скромнее».[36]