Читаем Цезарь полностью

Между тем ему предстояло унаследовать еще полмиллиона от своего брата, когда тот умрет в Эносе.

Вскоре мы дойдем до этой смерти и узнаем, что скажет Цезарь о скупости Катона.

Катон еще не пользовался особой известностью, когда ему впервые представился случай выступить с речью прилюдно.

Он взял слово не для того, чтобы обвинить или защитить какого-нибудь богача-растратчика, какого-нибудь Долабеллу или Верреса; вовсе нет.

Катон Старший, тот самый прадед, которого так почитал его правнук, Катон Старший — Катон «delenda Carthago»[37] — в бытность свою цензором освятил Порциеву базилику.

Да, кстати, а мы сказали, что прозвище Порций досталось ему потому, что он откармливал огромное количество свиней, точно так же, как имя Катон досталось ему потому, что он хорошо умел вести дела? Если мы этого еще не сказали, то говорим сейчас.

Итак, Порциева базилика была освящена Катоном; но оказалось, что одна из колонн базилики загораживала кресла народных трибунов, проводивших там заседания.

Они хотели снести ее или, по крайней мере, переставить.

Однако Катон явился на Форум и выступил в защиту неприкосновенности колонны.

Колонна осталась на месте.

Все отметили, что речь Катона была сжатой, осмысленной и суровой, но при этом не лишенной некоторого изящества; главным же ее достоинством была лаконичность.

С этого момента он был признан как оратор.

Однако, и мы уже говорили это, в Риме недостаточно было быть оратором — следовало быть еще и солдатом, точно так же, как недостаточно было быть солдатом — следовало быть еще и оратором.

И Катон стал готовиться к этому тяжелому ремеслу.

В Риме он не мог следовать примеру своего прадеда, пахавшего землю нагим; но, по крайней мере, он приучил себя ходить с непокрытой головой даже в самые лютые холода и всегда передвигаться пешком во время предпринимаемых им путешествий, порой очень далеких.

Однако его друзей такое не привлекало: они путешествовали верхом или в дорожных носилках, но, с какой бы скоростью они ни передвигались, Катон всегда шагал вровень с ними, присоединяясь к тому, с кем ему хотелось побеседовать, и в качестве отдыха держась за холку лошади.

Вначале Катон отличался чрезвычайной умеренностью в питье: он оставался за столом лишь по нескольку минут, выпивал только одну чашу после еды и сразу же после этого поднимался из-за стола.

Однако позднее все переменилось: этот суровый стоик стал помногу пить и порой проводил за столом целую ночь.

— Катон только и делает, что ночи напролет пьянствует, — как-то раз заявил некий Меммий.

— Ты еще скажи, — перебил его Цицерон, — что он дни напролет играет в кости!

Возможно, Катон был пьян, когда прямо на заседании сената назвал пропойцей Цезаря, почти ничего не пившего, кроме воды.

«Вина он пил очень мало, — говорит Светоний о Цезаре, — этого не отрицают даже его враги ["Vini parcissimum ne inimici quidem negaverunt"]».[38]

Катон и сам отказывается от слова «пропойца», когда говорит:

«Из всех, кто берется ниспровергнуть Республику, Цезарь один трезв ["Unum ex omnibus ad evertendam Rempublicam sobrium accessisse"]».[39]

До своей женитьбы Катон оставался девственным; вначале он хотел взять в жены Лепиду, которая прежде была невестой Метелла Сципиона.

Все полагали, что эта помолвка давно расторгнута, однако притязания Катона воскресили любовь Метелла, и он женился на Лепиде в тот самый момент, когда Катон уже протягивал к ней руку.

На этот раз стоик перестал владеть собой.

Он решил преследовать Метелла Сципиона в судебном порядке.

Однако друзья убедили его, что все будут смеяться над ним и что на него лягут судебные издержки.

Он отозвал свой иск, как сказали бы в наши дни, но затем взялся за перо и сочинил несколько ямбов, направленных против Сципиона.

К несчастью, ямбы эти утеряны.

После этого он взял в жены Атилию, но в конечном счете выгнал ее из дома за скандальное поведение.

Наконец, он женился вторым браком на Марции, дочери Филиппа.

Расскажем прямо сейчас, как наш стоик, — который, будучи влюбленным в Лепиду, сочинял ямбы против Сципиона и, женившись на Атилии, выгнал ее из дома за скандальное поведение, — так вот, расскажем прямо сейчас, как он понимал ревность.

Марция, вторая жена Катона, была очень красива и слыла женщиной благонравной, что не мешало ей иметь большое количество поклонников.

В числе этих поклонников был Квинт Гортензий, один из самых чтимых и уважаемых людей в Риме; но у Квинта Гортензия была странная мания: он ценил только чужих жен.

И, поскольку развод в Риме был разрешен, Гортензий пожелал жениться на дочери Катона, которая была замужем за Бибулом, или на жене самого Катона, понудив их к разводу.

Вначале Гортензий открылся жене Бибула; но она, любя своего мужа и имея от него двух детей, нашла предложение Гортензия безусловно весьма почетным, но совершенно неуместным.

Чтобы слова Порции были восприняты Гортензием серьезнее, их повторил ему сам Бибул.

Но Гортензий не счел себя побежденным и продолжал наседать на Бибула.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюма, Александр. Собрание сочинений в 87 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза