Цирк

«А как распинался в баре!» – с досадой вспомнила Оля. Выходит, что и ее прошлый номер мог подойти, если бы Седой договорился с братьями и те посмотрели его. Номер, придуманный Сан Санычем, казался Оле лучше, чем тот, который состряпали они с Хосе.

Оля возвращалась за кулису, рассекая булавой воздух, – так она в детстве била палкой кусты крапивы, когда злилась.

– Это была проверка, да? – Первым ей под руку попался Хосе. Она схватила его за локоть, приперла к стенке и закричала на него. – Он почти не смотрел, понимаешь? Понимаешь? Не смотрел!

– Он… она… – бормотал Хосе, который вмиг забыл все русские слова. – Я не виноват, Олья, он чиасто так сделать. Так сделать со мной, когда взять меня в труппу. Я тоже менять номер на другой.

Оля отступила. Хосе поправил красную бабочку на шее и отряхнулся. Седой попросил Хосе выйти в костюме на сегодняшний прогон. На локте у него алела заплатка – такого же цвета, как и бабочка, она одним углом цеплялась за черный шелк фрака, второй угол висел, бесхозный и оборванный, из заплатки торчали нитки. Оля вздрогнула: это она оторвала заплатку, когда набросилась на Хосе.

Оля скуксилась, брови ее дрогнули, но заплакать не получилось. Она погладила Хосе по плечу. Ее милый и добрый Петросян-Хосе. Как жаль, что она не может ему сказать, как его называет (ведь он не поймет!). Как жаль, что она не может сделать для него и капли того, что он сделал для нее.

– Пойдем, – шепнула Оля и потянула Хосе за рукав.

В гримерке она достала из своего шкафчика нитки, стянула с Хосе фрак и пришила заплатку на место. Она несколько раз уколола палец, но Хосе вышел в манеж в должном виде. Оля смотрела его номер из-за кулис и смеялась вместе со всей труппой, хотя не понимала по-испански ни слова. Это и были те самые «чистес», которые так нахваливал Седой, поедая тапас в баре и бракуя Олин номер. Оля хлопала Хосе и мысленно обещала себе выучить испанский хотя бы для того, чтобы искренне смеяться над чистес и не рвать костюмы на тех, кто ничем перед ней не провинился, понимать с полуфразы каждого члена труппы и ходить в бар не с Седым, а с кем-нибудь еще. Оля замечталась и не заметила, как ушел домой Хосе. В этот раз он не остался на ее личную репетицию, хотя в последнее время всегда дожидался ее: сидел в зрительном зале, пока она несколько часов жонглировала обновленными булавами, привыкала к широким шифоновым лентам на них. Оля никак не хотела признаться даже самой себе: она репетирует до ночи, потому что ждет прихода темноты. Она вглядывалась в первые ряды в надежде, что вот-вот всколыхнется от сквозняка форганг, из-под кресел выкатится потерянное кольцо, само выскочит в манеж, стукнется о ее ногу, завертится на одном месте и остановится. Хосе посмотрит на нее изумленно и выругается или пошутит, как он умеет. А она не расскажет ему, или нет – расскажет, но в другой раз, не сегодня и не здесь.

Кольцо так и не находилось, а Оля с каждым новым днем все яснее понимала и убеждалась: она не Огарев. И ей не стать им. Булавы точно приходили ей в руки и так же точно вылетали наверх, пока Оля размышляла о темноте. Ей стало тошно от этой точности и оттого, что она способна жонглировать с закрытыми глазами, но больше… Больше она ни на что не годится.

Глава 15 Уроки испанского

Декабрь 1999 года

Барселона

В цирке редко случались выходные, но перед рождественскими шоу труппе все-таки дали один свободный день. В городе, где не было снега, на улицах сияли сотни праздничных гирлянд, а в витринах магазинов и кафе сидело по Санте. Без снега Оля не чувствовала приближения праздника. Она поделилась этим с Хосе, и тот пообещал показать Оле город.

Хосе где-то застрял и приехал позже обещанного. Оля ждала его в номере, распивая в одиночестве чай.

Хосе повел ее в ресторан, где в меню сулили «русскую кухню», и Оля тщетно пыталась найти среди множества наименований салат оливье. Она спросила официанта, тот указал на нужный пункт в меню и уточнил:

– Вы имели в виду русский салат?

Когда Хосе перевел Оле вопрос, она погрустнела: домашней новогодней обстановки в Барселоне ей было не найти, не было тут даже самого простого оливье, а был зачем-то «русский салат», который Оля пробовать отказалась. Из ресторана они ушли не пообедав, и официант, которого оставили без заказа и чаевых, вынужден был уносить назад меню и убирать со стола пустые тарелки.

– Я же предложил русский салат, – бормотал он по-испански себе под нос. – Мне же сказали так говорить, когда они просят оливье…

Оля и Хосе успели пробежаться по Гран-де-Грасия, дойти до Диагональ, и Хосе подробно рассказывал, что Дом Мила и Дом Бальо, известный как Дом Костей, строил Гауди, а Дом Комалат – работа другого архитектора.

– Величию подражают, – пожал плечами Хосе, разглядывая Комалат. – Но все равно что-то не то, хотя многие знатоки со мной не согласятся.

– Откуда ты это все знаешь?

– Люблю Барселону.