Цивилиzации

Педро Писарро отправили обсудить условия почетной сдачи. Сопровождал его Пука Амару, которого выбрали в расчете, что его рыжие волосы помогут скорее договориться, но, как оказалось, напрасно: Барбаросса оказался совершенно седым и, судя по всему, рыжим никогда не был.

И все-таки свою роль Пука Амару сыграл. Разумеется, Барбаросса с презрением отверг предложение о сдаче и проявил невероятную дерзость, дав Педро Писарро ответ, дословно звучавший так: «Скажи своему хозяину, что ни один христианский пес еще не брал и никогда не возьмет Алжир, а прознай мой господин о ваших намерениях, он прислал бы первого же из своих рабов и несколько собранных наспех отрядов, чтобы вымести отсюда вашу жалкую армию и всех вас сбросить в море».

Тогда Пука Амару, выслушав толмача, вскочил и произнес слова, оставшиеся в веках: «Не христианин господин мой, зато ты — раб».

Педро Писарро решил, что настал его последний час, и успел положить руку на эфес шпаги, собираясь защищать свою жизнь, но Барбаросса уважал всеобщие правила ведения войны и дипломатии, поэтому отпустил их восвояси живыми и невредимыми.

Людей у корсара было мало, оборонялся он храбро, однако через несколько недель город все равно пал под неослабным огнем неутомимой артиллерии.

Во время перестрелки под Франциском I была убита лошадь: король Франции ликовал.

Сначала Атауальпа собирался доверить город сыну бывшего эмира Салима ат-Туми, некогда свергнутого первым Барбароссой, Аруджей с серебряной рукой[188]. Когда отца не стало (он был задушен в собственной купальне), Яхья ат-Туми бежал в Испанию. После всего этого он принял предложение Атауальпы как благословение свыше. Но Верховный инка передумал, поняв, что отец во время своего правления не мог похвастаться избытком популярности. Мало быть мавром, чтобы потеснить самого султана. Второй Барбаросса увенчал себя еще более ярким ореолом легенд, чем брат, чье место ему досталось. Атауальпа желал покончить с династией корсаров на службе у оттоманов, но решил также, что мудрее будет соблюсти принцип преемственности. И потому назначил губернатором Алжира Пука Амару, представив его толпе как третьего Барбароссу — Барбароссу Истинного. Имя Барбароссана языке берберов ничего не значило, да и подбородком Пука Амару был чист — в Тауантинсуйу борода была не то чтобы диковиной, но всегда считалась отклонением, физическим недостатком, нередким, впрочем, при рыжих волосах. Амару, напротив, напоминало местным народам слово «рыжий». Инка велел изготовить для него эмблему в виде красной змеи, а валенсийских морисков сделал его личной стражей. Визиря ал-Хасана ал-Ваззана назначил его помощником на новом поприще. (Хотя родом этот Лев Африканский был из Гранады.) Атауальпа полагал, что будет разумно, если править в этих местах станут испанские мавры, преданные ему после Севильского эдикта и исповедовавшие ту же веру, что и местные. Начальником стражи стал мориск по имени Кристобаль: раньше он был рабом некоей дамы из Бургоса, города на севере Испании, и присоединился к Верховному инке, чтобы улучшить свое положение.

На стенах дворца Пука Амару были развешаны полотна, изображавшие его подвиги у ворот Туниса. А чтобы до всех дошло, что в Алжире теперь другой хозяин, голову корсара, которого он сменил, выставили на крепостной стене.

Без Барбароссы зачистка оставшегося побережья оказалась плевым делом. Беджая, Тенес, Мостаганем, Оран — флот, которым командовал Дориа, в два счета завладел всеми берберскими фортами. Для испанцев Атауальпа отныне стал конкистадором. Для мавров — освободителем. Но когда генуэзский адмирал собрался продолжить это несокрушимое наступление и предложил отвоевать Родос, дальше к востоку, Атауальпа решил, что приключения пора заканчивать. Изгонять Сулеймана из Внутреннего моря ему было неинтересно, заботы о восточных границах он предпочел оставить Фердинанду. Стратегической важности Родос для Испании не представлял. От Неаполя до Кадиса путь на Кубу кораблям Пятой Четверти был открыт, а на большее он не посягал. Кстати, Франциск I одобрил это решение — у него и прежде не было излишних предубеждений в отношении султана, когда тот воевал с Карлом V. Вскоре французский король подпишет торговое соглашение с Блистательной Портой.

45. Фландрия

На этом история могла бы завершиться. Но деяния человеческие — как река, чье течение одно лишь солнце, если бы оно вдруг погасло, сумело бы остановить.

Фердинанд был на пути в Ахен, где должен был принять корону Священной империи.

Мы сказали, что Германия Атауальпу не интересовала, и до сих пор это было сущей правдой. Но одно событие все изменило.