Цивилиzации

Изабелла, подавленная гибелью сына, не нашла в себе силы снова отвергнуть предложение Атауальпы — так вдова Карла V стала второй супругой Верховного инки. Из-за траура церемония была нерадостной, но торжественной. Чтобы не добавлять печали новобрачной, бракосочетание провели не в соборе Севильи, где теперь возвышалась гробница Карла, а в Кордове. Вся пышность, на какую только были способны инки, сошлась с помпезностью испанской короны. Король Испании надел сандалии на ноги своей новой супруге; затем, по обычаю, принесли в жертву лам. Королеве преподнесли сундуки с драгоценностями.

Киспе Сисе повезло больше: она вышла за Лоренцино и отправилась вслед за ним в Италию. В качестве свадебного подарка Атауальпа сделал юношу герцогом Флорентинским вместо его кузена Алессандро. Тот в свое время утратил доверие Карла V и вынужден был покинуть город под градом проклятий и камней.

Манко был помолвлен с дочерью Маргариты Наваррской, юной Жанной д’Альбре[177].

Маленькому Карлу Капаку предстояло соединиться с Марией, дочерью Карла V и Изабеллы Португальской, внучкой Хуаны Безумной и Филиппа Красивого[178], правнучкой католических королей Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского.

Толедо пал под градом раскаленных докрасна валунов. Пращи Кискиса, как и его неиссякаемые запасы пороха, уничтожили всех непокорных до единого. Антонио де Лейву живьем сбросили с крепостной стены. Кобос и Гранвель спасли себе жизнь, капитулировав. Тавера отказался присягать на верность новому королю и был повешен после избиения кнутом. Предателя Сепульведу бросили в темный подвал, полный змей, а кожу, содранную с его трупа, натянули на барабан и отправили Верховному инке.

Поскольку Атауальпа крестился, экспедиция в Тунис получила благословение папы. Флот Барбароссы численностью был куда меньше — его разбили и полностью потопили. Порт Ла-Гулета захватили после месяца затяжной и трудной осады. Атауальпа был родом с севера, чилийские пустыни ему были незнакомы; его мучили жара и жажда, но он не подавал виду. Взятие Ла-Гулеты открывало путь на Тунис, где корсар Барбаросса, которого Сулейман назвал генерал-капитаном морей, окопался с пятью тысячами янычар, отборных турецких воинов. Ситуация казалась неразрешимой, жара изматывала людей, доводила до болезни, Атауальпа терял терпение, но помогло восстание рабов. Двадцать тысяч христиан, которых держали в городских тюрьмах, поднялись против своих палачей и бросились к подъемным решеткам укреплений.

Педро Писарро первым ворвался в городские ворота во главе собранного Руминьяви полка альбайсинских морисков. Пука Амару, со времен Толедо ставший его правой рукой, и теперь был рядом — раскраивал черепа своей звездчатой булавой. У Тинторетто есть полотно, изображающее эпизод, во многом добавивший славы рыжеволосому китонцу.

Двадцать тысяч христианских рабов, взбунтовавшихся против бывших хозяев, опустошили прекрасный берберский город. Атауальпу встретила груда костей под открытым небом среди дымящихся руин. Но он все же не преминул восславить эту блестящую победу, трижды выкрикнув перед своими войсками девиз Карла V: «Дальше предела!» В ответ трижды отозвался громогласный хор.

Правда, триумф был неполным: Барбаросса исхитрился бежать. А сам по себе Тунис недорого стоил. Предстояло вычистить все берберское побережье. Португальский инфант Луиш настаивал на том, что пирата надо затравить в собственном логове, в Алжире. Атауальпа был бы и рад угодить новоиспеченному шурину, но по каким-то своим причинам не хотел надолго застревать в тех краях. Ослабленный Сулейман, занятый к тому же новой войной с персами, дал Фердинанду передышку на восточном фронте, а с ней и повод для похода на запад. Заполучив королевство, Верховный инка рассчитывал теперь посвятить ему все свои заботы. Мулая Хасана[179], мавра, который был султаном Туниса, прежде чем Барбаросса его оттуда изгнал, восстановили в правах, а за это, по договору, его царство обязывалось платить дань Испанскому королевству. Как-никак Атауальпа избавил город от турецкого ига, верно? На месте остался постоянный гарнизон — полк морисков из Альбайсина.

Флот вновь вышел в море и направился к Сицилии. Оказанный в Палермо прием позволил Атауальпе оценить эффект маленькой победоносной кампании. Инка внезапно сделался героем христианского мира. В его честь воздвигли триумфальную арку. Сам папа его приветствовал. Все сравнивали его с каким-то Сципионом[180]. Алонсо де Санта Крус, который еще не помышлял о статусе хроникера и был простым картографом, изобразил карту, воспроизведенную художником Вермееном[181] на монументальном гобелене «Покорение Туниса». Черный напиток лился рекой.

42. Митá[182]

Атауальпа исчерпал до дна все наслаждения Палермо и только тогда вернулся в Севилью с грузом — ящиками сицилийского вина.