Цивилиzации

Атауальпа перестал позировать, сделал шаг вперед, наклонился, поднял кисть и протянул художнику.

Вот как все было в действительности, а вовсе не так, как описано у Гомара[171], который, впрочем, рассказывает еще много всего, на чем я останавливаться не собираюсь.

В связи с этим заявляю и прошу верить мне в том, что всё в этой книге — чистая правда. Это вам не бабушкины сказки, не предания мочика и чиму[172], которым уже семьсот жатв: все, о чем здесь говорится, случилось, можно сказать, вчера, со всеми вытекающими «отчего», «когда» и «как именно».

Как бы то ни было, вопрос о судьбе короля так остался нерешенным. Однако жизнь Филиппа держалась на волоске.

В самом деле, у Атауальпы были большие планы реформ в Испании, осуществить которые, как он полагал, можно, только обладая всей полнотой королевской власти и устранив любые династические препятствия.

Его советников это удивило. Реформа? Религиозная? Еще одна?

Ответ Атауальпы не смогут оспорить ни Франсиско де Гомара, ни Антонио де Гевара, ни Алонсо де Санта Крус[173], да и вообще ни один летописец Пятой Четверти: «Не религиозная. Аграрная».

40. Филипп

Их двое, они еще совсем дети, за ними присматривает дуэнья. Их отец скончался, мать далеко. Возле большого искусственного пруда в Алькасаре они играют с деревянными корабликами. Мечтают о славе, о бурях и приключениях. Филипп представляет, как командует флотом, собранным со всех концов света. Он отправится покорять страну пиратов — вместе с Кискисом, когда тот вернется. Мария не намерена отставать. «Сначала мы захватим Тунис. Потом захватим Алжир». Брат и сестра спорят, как возьмут в плен Барбароссу[174]. Дуэнья в черном глядит на них с нежностью.

Пришло письмо из Лиссабона: их мать уже в пути, с ней ее брат, инфант Луиш, герцог Бежа[175], их дядя, он везет им двадцать три каравеллы. Но их воображение больше будоражит Дориа, старый адмирал во главе генуэзской галерной флотилии. А где эти чудны´е индейцы?

Кискис предает огню Толедо.

Игуэнамота спит с королем Франции, тот пришлет десять тысяч солдат.

Манко вместе с морисками прибывает в Брюссель, завершив долгий переход из Валенсии.

Руминьяви на пути в Барселону, где собираются войска.

За прохладными стенами дворца, где некогда правил король Педро I Жестокий[176], Атауальпа в окружении своих инженеров склоняется над картами и рисует чертежи: он с головой ушел в грандиозные проекты разработки земель, на которых в испанских горах будут выращивать маис и патат. На юге — хорошо знакомый ему массив Сьерра-Невада: они переходили его, когда бежали из Гранады. На севере — Пиренеи, там живет его подруга Маргарита Наваррская. Слишком долго он был в бегах, теперь будет созидать. Глаза у него, как обычно, красные.

Из дворцового окна за детьми следит Чалкучима. Глаз у него черный, как и душа.

От Чалкучимы добра не жди.

Вот он спускается и что-то шепчет дуэнье. Старуха бледнеет, но повинуется. Под каким-то предлогом уводит Марию. Девочка упрямится, не понимает, она хочет еще играть, пытается вырваться, но боится помять красивое платье. Уступает и идет за старухой.

Филипп мальчик добрый, но в глубине души он рад, что теперь весь пруд в его полном распоряжении. Никто не спорит с приказами. Он и только он командует армадой корабликов. Пальмовой ветвью, подобранной в Прудовом саду, он поднимает волну, чтобы игрушки поплыли. Волна расходится, корабли послушно плывут.

Он не замечает Чалкучиму у себя за спиной. Пес Семпере спокойно дремлет.

Юный Филипп совсем легкий, он наклонился над водой, китонец справляется одной рукой. Всплеск — как будто камень упал, не громче. От криков ребенка просыпается пес, все понимает и бессильно лает. Сцена невыносимо долгая. Бегут на подмогу стражи, но, увидев, что их командир неподвижно стоит у пруда, осторожно пятятся. И вот уже хрупкое тельце беззвучно плавает на животе. Собачий лай переходит в жалобный скулеж.

В то же самое время Изабелла минует Гибралтарский пролив; она счастлива, что повидалась с братьями и скоро вернется к детям.

Атауальпа мыслит только о реформах, он увлечен местными культурами и разведением белых карликовых лам, населяющих испанские просторы.

Потревоженный непривычной суетой в своем пруду лебедь взмывает над головой инки, который даже не оглядывается.

От Чалкучимы добра не жди; и он верно служит своему господину.

41. Тунис

Филиппа не стало, и все сделалось проще.

Кортесы Кастилии и Арагона, буквально погребенные под золотом Тауантинсуйу, провозгласили Атауальпу I королем Испании, Неаполя и Сицилии. Из практических соображений он прошел столь важный для левантинцев обряд крещения. Его нарекли Антонио, но история это имя не сохранила, ибо все — и друзья, и враги — за исключением некоторых кастильских старых христиан, продолжали называть его настоящим именем.

Зато остались в истории его обеты кортесам. Как и его предшественник, он поклялся в решимости жить и умереть ради Испании. Слова не разойдутся с делом.

Последовала череда политических браков, призванных укрепить позиции инков в Европе.