Цвет тишины

Мама так любила эту статуэтку. Мальчик верхом на лошади, вставшей на свечку. Тахти помнил, как эта статуэтка стояла на тумбочке возле ее половины кровати, потом – на столике трюмо. Тахти несколько раз просил, и никогда ему не разрешали ее подержать. Мама только стирала пыль с лошадиной шейки, с фигурки мальчика. Она чмокала Тахти в лоб и улыбалась, и глаза ее были темными и далекими.

Не решил ли он тогда подсознательно, что если научиться ездить верхом, его будут любить так же сильно? Если он будет ловким всадником, как этот мальчик со скульптуры, будут ли его любить тогда?

Он видел маму, когда она бережно, едва касаясь, протирала пыль со статуэтки. Видел, как она раскладывала вокруг свои украшения. Где-то он чувствовал, что должно быть что-то еще, какая-то история, тайна, которую он не знал. Он ловил отблеск этой тайны в ее взгляде, когда она смотрела на него и молча улыбалась. А потом заходил отец, и она улыбалась ему тоже, но уже какой-то другой, напряженной улыбкой.

Он был ребенком. Он видел мир под собственным углом. Он не знал настоящих историй. Поэтому он выдумал свою. Про конный спорт. А потом все разбилось, и он разбился тоже. И теперь ходил с тростью.

Ни тогда, в теплом Верделе, ни теперь, в ледяном Лумиукко, не знал он, что однажды узнает настоящую историю. Но расскажет ее человек, с которым ему еще только предстоит встретиться.

***

В больницу к нему приезжали Сати и Серый, Киану и Тео, Йона, Твайла, Фине. Ребята из института. Тори вообще тусовалась чуть ли не каждый день. Грэхэм приехал в тот момент, когда у Тахти в палате был врач. Тахти видел, как потом они беседовали в коридоре. Недавно он узнал, что Грэхэма пригласили на работу в детское отделение, медбратом в детскую реанимацию. Грэх был на седьмом небе от счастья, позвонил Тахти на мобильный и долго его благодарил. По сути, за совпадение, дурацкое и ироничное. Тахти выслушивал этот поток радости лежа на спине в пустой комнате в общаге, затянутый в послеоперационный бандаж.

Дурацкий способ всем помочь, – подумал он. Чего еще тут скажешь.

Тахти стоял перед зеркалом и старался поопрятнее уложить отросшие волосы. Еще немного, и они будут собираться в хвост на затылке. Такую длину он всегда носил в Ла’а, но здесь, на севере, его первым делом постригли. Он вспомнил тот чудовищный день, когда его силком усадили в кресло, и как он сбежал, и как все превратилось в грязный бардак с дракой. Он с полгода проходил в вязаной шапке, которую не снимал даже в помещении. Теперь казалось, все было так давно. Воспоминания поистерлись. Виной тому было и время, но еще постоянные транквилизаторы и еще один наркоз.

Тахти все еще еле ходил, хотя врач сказал, что с понедельника его, скорее всего, выпишет. Стояли тихие солнечные дни, и свет казался золотым и чистым. Тахти позвонил Тори и предложил прогуляться по парку. Ничего, он сможет. Он соскучился. И по Тори, и по прогулкам на улице. Сколько можно валяться на кровати.

Они встретились у главного входа. Тахти очень хотел бы оставить трость дома, пусть даже это была бесподобная антикварная трость Чеслава. Все равно он не хотел, чтобы Тори видела, как он ходит с тростью. Но Тори на это даже не обратила внимания. Подлетела к нему, обняла легонько.

Только погулять не очень получилось. Тахти еле шел, улиточными темпами, воздуха не хватало. Тори потихоньку шла рядом с ним.

Прохожие пугали. Казалось, что если кто-то из них заденет Тахти, то он сломается. Рассыплется на сотню осколков.

Он остановился, оперся на трость двумя руками и просто дышал, а сердце билось в груди безумным барабаном. Тори остановилась с ним рядом, заглянула в лицо, провела ладонью по лбу.

– Ты в порядке?

– Давай… посидим, хорошо? Мне бы… мне бы отдохнуть немного. – Он задыхался, но старался говорить спокойно и мягко. – Тяжело…. тяжело пока долго ходить.

– Давай, конечно, – сказала Тори. – Может, не надо было приезжать?

– Я… соскучился. Хотел… хотел тебя… увидеть. Тебя… Увидеть.

Люди вокруг шли быстрым, размашистым шагом. Они всегда так ходят? С такой нервозностью, словно нож со свистом режет воздух? И ведь как-то раньше Тахти мог так же носиться. Кажется, мог. Теперь это было за гранью фантастики.

Тахти по трости опустился на ближайшую лавочку, словно столетний старикан. Сердце заходилось ударами, ноги дрожали. Бандаж мешал сделать полный вдох. Он сидел и ждал, когда в теле снова появятся силы встать. Тори опустилась рядом, обхватила его плечо, касалась щекой.

– Прости, что так получилось.

– Не говори ерунды. Хочешь, такси вызовем?

– Давай посидим просто.

Он отдохнет, и тогда сможет дойти до остановки, сесть на трамвай и доехать до общаги. Там на бульваре тоже есть лавочки. По дороге в общагу он сможет отдохнуть. Он пойдет медленно, будет отдыхать столько, сколько потребуется. А потом поднимется на пятый этаж, тоже медленно. И там, в спальне, ляжет на кровать. И тогда можно будет расслабиться.