Цвет тишины

Сейчас особенно остро он чувствовал, как уязвим, как беспомощен и разломан. В разы проще было бы вызвать такси, сесть на заднее сиденье, назвать водителю адрес, закутаться в куртку и спокойно ехать, сидя, в комфорте и тепле. Попросить водителя подвезти его к самым воротам, объяснить, как подъехать со двора. Так было бы идти всего ничего.

Но это фантазии. Он не мог себе этого позволить. Денег на это не было. Ему скоро сваливать из общаги. Хрен знает куда. И на это по-любому понадобятся деньги. Поэтому все, что он мог, это сидеть на лавочке и отдыхать. И надеяться, что его сил хватит на то, чтобы доехать обратно до дормитория.

Обратно они шли медленно, Тори не торопила Тахти, подстраивалась под его шаг. Рассказывала про подработку, про людей, с которыми Тахти не был знаком лично, но чьи имена уже запомнил. Вокруг нее собралась команда замечательных людей. Он был рад за нее.

Тахти было сложно одновременно идти и разговаривать, поэтому он только кивал и слушал, а сам старался идти по возможности быстро, хотя возможности никакой и не было.

Пока они ехали в автобусе, Тахти немного отдохнул, и теперь его сил хватило на подъем по лестнице. Он предложил подняться и попить чаю, и Тори пошла за ним в дорм. Хорошо, что на дверях никто не дежурил. В прошлый раз Тахти еле придумал, как объяснить ее присутствие. Официально в общаге было нельзя курить, пить спиртное и приводить друзей противоположного пола. Обычно никто особенно не следил, они все были взрослые, но иногда бывало, что дежурил охранник с хорошей памятью на лица. И с нюхом на бутылки алкоголя в сумках. Тахти тогда наплел ему, что Тори – сестра Ноны из параллельной группы.

На лестнице Тахти остановился только один раз, на третьем этаже, постоял, облокотившись на перила, послушал скрип дверей и эхо голосов, подышал сладковатым запахом старого здания. И дополз до их спальни на пятом.

Рильке сидел за столом в наушниках, на экране ноутбука изгибались диаграмма, гора бумаг, книг и тетрадок завалила стол и подоконник. На кровати лежал синтезатор и ритмично гремел компьютерным звуком. Посреди комнаты стоял чужой огромный усилитель, на котором лежала раскрытая книга, на которой лежала раскрытая тетрадь с его записями, на которой стояла пепельница с забытой сигаретой. Весь пол терялся в проводах, как в клубках гадюк. Почти все свои вещи Рильке уже перевез на новую хату и теперь брал погонять у соседей все, чего ему не хватало. Синтезатор тоже был не его.

Рильке отстукивал ритм ногой – привычка, из-за которой вечно приходили жаловаться ребята с четвертого этажа. Бардак в комнате вдруг показался таким родным и привычным, и Тахти поймал себя на мысли, что скучал по всему этому.

На полу на сложенном пледе сидел Юстас с электрогитарой и тоже в наушниках. Когда Тахти вошел, он спустил наушники на шею.

– Какие люди! Тори, привет, рад видеть, – он привстал и пожал Тахти руку, Тори осторожно обнял за плечи. – Ну ты как, живее всех живых?

– Вроде того, – сказал Тахти.

– Как погуляли? – спросил Рильке. Он сдвинул на затылок один наушник. Тахти слышал ритмический бит.

– Хорошо, – сказал Тахти, – но тяжело пока подолгу ходить.

– Не отпускайте его пока далеко, – сказала Тори. – Рано ему.

– Вот так, – улыбнулся Тахти, прислонился к двери. – Я на карандаше.

– Иди ляг, а? – сказала Тори.

– А чай?

– Я сделаю. Давай, ложись. Кому говорят-то?

– Я вообще-то послушный, милая, – сказал Тахти. – Не шуми.

Он заковылял по комнате к кровати. Тори права. Ему бы сесть, а еще лучше лечь. Хоть на полчасика.

Тори нажала на кнопку чайника, протерла салфеткой кружки.

– Помочь? – спросил Рильке.

– Не.

Пошуршала рюкзаком и вытащила целый пакет сдобного печенья с капелькой повидла в серединке. Любимое печенье Тахти.

– Ты запомнила?

Она посмотрела на него. Тори умела смотреть так, что слова становились лишними. Тахти, ты опять сморозил глупость, вот что говорил ее взгляд. А потом она перевела взгляд на стол у окна. Там до сих пор стояла фарфоровая статуэтка. Та самая, которую Тахти привез из Ла’а.

– Это же Триггве? – спросила она. – Или нет?

Тахти покачал головой.

– Это вторая. Они парные.

Она осторожно взяла статуэтку в руки, присела на кровать.

– Как она у тебя оказалась?

– Она моей мамы.

– А у Триггве откуда?

За ее спиной Рильке с шумом выдохнул. Она обернулась, но он уже смотрел в монитор. Юстас перебирал струны гитары. Тахти зажмурился. Больно. Больно об этом говорить. Но это же Тори. Его Тори. Когда он открыл глаза, Тори смотрела на него, родная, знакомая. Он был дома. Среди них он был дома. Он мог рассказать.

И он заговорил. О том, что знал наверняка, о том, о чем только догадывался.

///

Рильке безумно ревновал. Сати к Серому. Воспитателей к Серому. Близняшек к Серому. Киану к Серому. Но поначалу-то они как-то общались? Это потом была лодка. И лестница. Все трое получили по полной. Серый потерял слух, Рильке чуть не остался инвалидом, Сати оказался на учете в полицейском реестре.