Цвет тишины

Ему было тяжело подниматься по лестнице. В главном корпусе был лифт, но им обычно пользовались только сотрудники, возили оборудование. Кнопки в нем были подписаны от руки, черным маркером. Кто-то из шутников напротив кнопки администрации замазкой подписал «в ад». Надпись пытались оттереть и только развели вокруг букв мутную белесую лужу, отчего надпись еще больше бросалась в глаза. Рядом с кнопкой вызова на первом этаже был выключатель, под которым налепили рукописную записку: «Не нажимать! Этот выключатель управляет еще и лифтом!». Эта записка хорошо бы пошла к записке на окне в их кухне: «Не открывать! Выпадет!»

Пару раз Тахти пытался успевать за всеми и скакать по лестнице, но это оказалось не под силу. Ему было тяжело так долго оставаться на ногах. К середине дня его все еще выключало, и он был бы рад прилечь, но прилечь было негде. Максимум, что он мог себе позволить, это сесть за стол и положить голову на руки. Так сидеть было не очень удобно, начинал болеть низ живота, становилось трудно дышать. Стоять в коридоре долго он тоже не мог и садился на пол, а потом не мог сам встать, и приходилось просить кого-нибудь из ребят ему помочь. Он не мог взять с собой всего оборудования, потому что не мог носить тяжелое, а без оборудования не мог полноценно работать. Глазами он бы переделал кучу всего, но сил на это не было, и в короткие передышки он почти выпадал из реальности. Проваливался в какое-то блеклое, мутное измерение, в котором голоса превращаются в гул, цвета смазываются, ощущения теряются, и можно на несколько минут прикрыть глаза и ни за что не отвечать.

И все равно он радовался, что он снова ходит на эти лекции. Сидит за длинными столами учебных аудиторий. Завернувшись в куртку, слушает лекции. Участвует в разговорах. Участвует в какой-то жизни. В настоящей, обычной жизни, которой ему так не хватало в госпитале и даже потом, в дорме. Ребята приносили ему новости, навещали каждый день, но все равно это не то же самое, что натянуть джинсы и толстовку и самому пойти на учебу и на работу, самому проживать эту жизнь.

По дороге на работу он почему-то нервничал. На днях он разговаривал с менеджером, говорил, что его выписали, и менеджер сказал, что рад и ждет его на рабочем месте как можно скорее. Все вроде было в порядке, но нервное напряжение никак не удалось унять. Ноги подкашивались, и хотелось сбежать.

Перед дверью в офис он стоял несколько секунд. Знакомая вывеска, невнятный гомон голосов внутри. Там, прямо около двери, его стол. Почти перед самым ранением его переселили в опен офис – огромную комнату с лабиринтом перегородок и массой свободных ячеек. Ячейки их команды лепились вокруг пятачка свободного места с кулером и стеллажом с бумагой, которую на самом деле нельзя было брать. Менеджер называл этот пятачок зоной отдыха. Лампочка над этой зоной обычно нервно моргала, как в психушке.

Там все по-прежнему, говорил он себе. Накопитель для бумаг, компьютер, стакан с ручками. Принтер. Его кружка. Даже обогреватель. Все знакомо и понятно. Он справится, убеждал он себя, когда толкал дверь.

Посреди офиса стояла гора из архивных коробов и занимала все пространство зоны отдыха. Вокруг коробов оставили узкие проходики до шкафов и столов. Короба кто-то подписал от руки черным маркером. Его пустующий стол завалили стопками бумаг. На рядах папок стояли еще папки. Поверх коробов тоже лежали стопки бумаг. Столы девчонок зато были чистыми и опрятными. Пахло едко-сладким. Тахти уже знал этот запах: смешение лака для волос и лака для ногтей.

– Доброе утро, – сказал он и улыбнулся.

– О, наконец-то, – сказала одна из коллег. – Долго же тебя не было.

– Пришлось поваляться в больнице и потом еще дома, – сказал он. – Мне пока еще тяжело, на самом деле, но я вот, вышел.

– Понятно, – сказала она в монитор.

С наклеенной улыбкой он кивнул и ушел в бэкофис оставить куртку. Он ждал чего-то. Он подбирал слова на вопросы, которые ему могут задать. Не пригодилось.

– Ты вышел, – менеджер хлопнул в ладоши. – Как хорошо. Все нормально?

– Да, уже получше, – кивнул Тахти.

– Тогда приступай, работы много.

При помощи рук Тахти опустился в свое рабочее кресло. Сиденье опустили до упора, Тахти попытался подскочить, приподнять его, и не смог.

– А, прости, Тахти, тот стул сломан, – сказала коллега. – Он не поднимается.

Тахти смотрел на нее, но видел только ее пучок на макушке. С этого стула он теперь сам не встанет.

– Ты прости, у нас тут очень много работы, мы ничего твое не успели взять, – сказал его коллега.

– Это все твое, – сказала вторая коллега и указывает на стопки на столе и коробках. – Можешь забирать туда, к себе.

– Я потихоньку разберу, – сказал Тахти и стал думать, сможет ли приехать на стуле к этим коробкам или придется как-то вставать.

– Потихоньку некогда, – сказал менеджер. – Делай быстрее, нам скоро сводку формировать. И ходить негде.

– Понятно, – сказал Тахти.

Тахти взял в руки стопку бумаг со стола, и веер листочков рассыпался по коленям. Стопка не была такой уж тяжелой. Просто сил на эту бессмыслицу не осталось.

***