Цвет тишины

Когда Триггве все же появился на пороге, все такой же веселый, с белоснежной сверкающей улыбкой, в пальто нараспашку и в идеальных темно-синих джинсах, в высоких белоснежных кроссовках, шумный, нервный, сумбурный и притягательный, Тахти одновременно полегчало и поплохело. С одной стороны, вот он, все-таки приехал. Теперь можно с ним поговорить. Но с другой стороны, если бы он не приехал, то можно было бы не искать нужных слов, ни о чем не спрашивать. Сегодня он бы получил отсрочку. Которая, впрочем, ничего бы не решила, и только прибавила бы ему бессонных ночей и нервных мыслей. Поэтому он улыбался, через силу или нет, сказать трудно, но он старался улыбаться так, как было принято в Ла’а – широко, обаятельно, приветливо.

Триггве ушел в кухню, и Тахти попросил прощения у ребят, взял рюкзак и подошел к притворенной двери. Если он постоит под дверью хотя бы несколько секунд, то сбежит. Поэтому он коротко постучал и вошел.

Триггве копался в кухонном шкафчике. Он улыбнулся Тахти широко и обаятельно.

– Привет!

– Привет, – голос Тахти звучал хрипло, с дрожью. – Есть минутка?

– Конечно, – Триггве закрыл дверки. – Все нормально? Присядь.

Хорошая идея. Ноги могут не выдержать. Колени и так трясутся. Тахти сел на табуретку. Триггве подвинул деревянный ящик и тоже сел, закинул щиколотку на колено. На нем были малиновые носки. Ящик стоял на боку, и Триггве оказался немного выше. Тахти хотел сначала все объяснить, но не мог поймать за хвост ни одно слово. Тогда он открыл рюкзак, достал сверток и протянул его Триггве.

Это была дурацкая идея. Тахти же мастер дурацких идей. Триггве рассмеется, отшутится, выяснится, что Тахти напридумывал себе ерунды, и что тогда? Иногда бывает очень трудно сидеть на табуретке и смотреть, как человек напротив разворачивает сверток.

***

– Что там происходит? – Виктор указал на кухонную дверь.

Тахти скрылся за ней минут пятнадцать назад. Что он им сказал? Что-то вроде «простите, мне нужно отойти на минутку?» Точно, да, со знаком вопроса на конце. Тахти всегда задавал вопросы, даже когда не задавал вопросы. Идеальная суперспособность для корреспондента.

Сначала не было слышно вообще ничего. Потом вроде голос Триггве. Потом голос Тахти, слишком высокий для обычного разговора, слишком надломанный, и потом – снова ничего..

Хенна подошла к двери, осторожно постучала и заглянула внутрь. Ей что-то сказали, она зашла, и дверь снова закрылась.

– Нет, так не пойдет, – сказал Виктор и встал.

Сати даже отвлекся от книги, а Киану посмотрел на него с вопросом в вечно грустных глазах.

***

Триггве взял в руки статуэтку. Мальчик верхом на лошади, вставшей на свечку. Тахти хотел бы сорваться и сбежать, но он не мог сбежать. А потом он увидел, что у Триггве трясутся руки.

– Откуда она у тебя? – спросил Триггве.

Он поворачивал статуэтку по кругу, медленно, как обычно поворачиваются золотые часы в витринах дорогих магазинов. Там солнечно и всегда май. В воспоминаниях о Верделе тоже всегда был май.

– Это вторая? – спросил Тахти.

– Откуда? – снова спросил Триггве.

– Она моей мамы.

Триггве взглянул на него.

– Твоей мамы?

– Я точно не знаю, где она ее взяла. Мы тогда жили в Ан-Лодалии. В Верделе.

Триггве опустил статуэтку на колени. Он молчал и все смотрел, смотрел на Тахти. Угадать его мысли не представлялось возможным, только складочка наметилась между бровями.

– Так… подожди, – Он улыбнулся, он всегда улыбался, когда говорил, и наклонил голову. – Ты жил в Верделе?

– Я родился в Верделе.

– А это – статуэтка твоей мамы?

– Да, – Тахти собрался с духом и озвучил то, что давно не давало ему покоя. – Они парные, да?

Триггве кивнул.

– Как твоя фамилия, Тахти?

– Джонсон. Фредерик Тахти Джонсон.

У них в классе было три Фредди, и Тахти стал представляться Тахти, чтобы не было путаницы. Ему нравилось это редкое имя. Кто же знал, что на севере, в незнакомом тогда еще Лумиукко, таких Тахти будет пруд пруди.

– Быть не может, – выдохнул Триггве и потер пальцами лоб. – Лилия.

Лилия. Лилия Анабель Джонсон, в девичестве Ларý. Мама Тахти. Тахти отлепил язык от пересохшего нёба.

– Вы были знакомы?

– как зовут твою маму?

Триггве молчал. Долго, очень долго он сидел неподвижно и молчал. Смотрел на статуэтку, словно она могла ответить за него на все вопросы. Тахти боролся с желанием закурить прямо в кухне. Триггве встал, снова сел.

– Я познакомился с ней, когда только-только закончил институт, – сказал Триггве. Голос у него стал тихим, он говорил почти шепотом. – Я выиграл грант и уехал учиться в Вердель, а потом устроился там на работу, как-то крутился. Там я встретил Лилию. Мы гуляли по городу, катались на лодках, ели мороженое. Знаешь… Конфеты-букеты. Эти статуэтки мы купили как-то на блошином рынке в Верделе, когда вот так гуляли. Решили их разделить, девочку взял себе я, а вторую, мальчика, забрала она. – Он хохотнул и тут же снова стал серьезным. – А потом она сказала мне, что замужем, – он взглянул на Тахти, пожал плечами, то ли принимая ироничность всей ситуации, то ли прося прощения непонятно за что. – Потом я вернулся в Лумиукко, а она осталась в Верделе.