Цвет тишины

Но так не может продолжаться до бесконечности. Теперь, когда Серый позвонил Рильке той ночью. Когда Рильке примчался первым и сидел с Серым в зале ожидания, когда отдал Серому свою толстовку, потому что свитер Серого был весь перепачкан в крови. Когда он ждал в выбеленном зале, один, пока Тахти оперировали, а Серого смотрел невролог. Когда приехал Сати. Когда Сати подрался с Рильке прямо в зале ожидания больницы и когда их выгнали на улицу. И когда Сати отдал Рильке свою куртку, потому что Рильке был в одной футболке. Когда переводить вызвали Оску, и он приехал среди ночи. Когда они все оказались в зале ожидания, потом – на допросе. Потом – под дверью больничной палаты.

Так не может продолжаться до бесконечности.

21

***

Когда было принято решение о сносе здания и стало понятно, что кафе придется закрыть, часть книг Тахти принес в общагу. Рильке переехал к друзьям на чердак, и Тахти уже пару недель жил в комнате один. Ребята помогли ему сдвинуть кровати к одной стене, а стол – к другой, и в комнате вдруг стало можно ходить. Не пробираться бочком, а именно ходить. Как люди.

– Ну и траходром, – сказал как-то Рильке, глядя на кровать. – Вот это я понимаю.

Рильке оставил ему чайник и плитку, годовые запасы макарон, которые еще остались с черной пятницы в той палатке на углу, с вывеской «гипермаркет». Но с пола исчезли клубки проводов, стены больше не пестрели постерами, и никто не наигрывал на цифровом фортепиано. Свобода одиночества должна бы расслаблять, но Тахти чувствовал себя так, будто он опоздал на поезд.

Тахти заварил чай, они сидели с Рильке за их столом. Рильке казался одновременно другим и прежним. Он уже перешагнул пропасть в новую жизнь, оставил позади общагу и институт. Тахти еще только предстояло это сделать.

– Поверить не могу, – говорил Рильке. – Про Триггве.

– Я сам поверить не могу, – сказал Тахти.

На шее у Рильке висела короткая цепочка без украшений, на руках появилась пара простых колец.

– То есть у тебя все-таки есть родня, – сказал Рильке.

– Мы решили подать документы на подтверждение родства. Но в принципе это и так точно.

– Это получается, ты всю жизнь жил с отчимом?

– Ну да, – кивнул Тахти. – Зато теперь понятно, почему он так холодно ко мне относился. Как к чужому. А я и был чужим.

– Жестко, – Рильке покачал головой. – Но ведь это же круто, когда у тебя кто-то есть. К тому же, Триггве крутой чел. И тебе будет, где жить, я так понимаю. Будешь жить в центре Лумиукко, с видом на парк.

– Да, если родство подтвердится, – кивнул Тахти. – Он уже показал мне мою будущую комнату. Блин, сюр такой, на самом деле.

– Сюр?

– Ну а как. Живешь такой, один на всей планете, и тут – на тебе. Оказывается, что у тебя есть отец, что у тебя будет дом, постоянный адрес и земля под ногами. Я уже давно от этого отвык.

– Я только однажды жил в семье, – сказал Рильке. – Тогда я тоже чувствовал что-то подобное.

– Ты не рассказывал.

– А чего рассказывать, – он сделал глоток чая. – У него была строительная фирма, она преподавала в музыкалке. Учила меня играть на фоно. У них круто было. Скажи мне кто заранее, я ни за что бы не поверил, что меня возьмут к себе такие люди. Меня? Да не в жизнь. Я прям как дома себя там чувствовал. Как будто не у чужих людей живешь, а… дома. С ними я понял, что такое иметь родителей.

Рильке прикрыл глаза и с шумом втянул воздух.

– Что-то случилось?

– Они разбились на машине. Погибли оба, – Он не смотрел на Тахти. – Меня вернули в интернат, – он помолчал. – Вот так, – он хлопнул ладонью по столешнице, посмотрел на Тахти с улыбкой, грустными, потемневшими глазами. – Больше меня никто в семью не брал.

Тахти смотрел на Рильке. И впервые видел его таким уязвимым, таким открытым, израненным и потерянным. И одновременно – таким сильным.

***

Тори зашла как-то под вечер, в черном корабельном плаще, с которого стекала вода. Тахти щелкнул чайник и звякал теперь кружками. Тори оставила у двери ботинки, на ней оказались разные носки, один зеленый в желтый горох, второй розовый с белыми пакетиками молока.

– Давай, я тебе помогу, – сказала Тори. – Что нужно сделать?

– Вон тот стул видишь? – спросил Тахти, и Тори кивнула. – Садись на него и сиди.

Тори застыла посреди комнаты с улыбкой, за которую ей прощали все.

– Эй, так нечестно!

Они говорили о книгах. На кухне горел уютный золотой свет, с чашек поднимался белый парок, а за окном уютно шлепал дождь. Под столом их колени соприкасались, нос щекотал запах карамелек от ее волос. Тори взяла наугад одну из книг. Книги из кафе теперь лежали на подоконнике и на полу. И на столе тоже.

– «Язык жестов»?

Тахти заглянул через ее плечо. Тори поцеловала его в затылок, отчего у Тахти мурашки побежали по спине.

– Это книга Серого, – сказал Тахти. – Не знаю, как она сюда попала. Надо будет ему отдать потом.

Тори пролистала книгу, открыла наугад. На иллюстрации собранные в кольца пальцы на обоих руках описывают окружность и встречаются около груди. «Семья».

На колени Тори упала фотокарточка.