Цвет твоей крови

Странная волна обрушилась на меня, то ли звук, то ли что-то иное, насквозь непонятное. Низкое басовитое гудение на пределе слышимости? Что-то вторглось под череп, тоненько звеня, словно он был набит стеклянным крошевом, но этот звон я слышал словно бы не ушами, а как-то еще. Нахлынула слабость, невероятная усталость, я пошатнулся в седле, почувствовав, что сейчас упаду наземь, – а мой конь расставил передние ноги, повесил голову, качнулся подо мной…

Грайт, ощерясь, вырвал лук из саадака, как рвет стоматолог больной зуб, молниеносно наложил на тетиву стрелу с красным оперением и, как мне показалось, не целясь пустил ее туда, где в кроне вроде бы я заметил шевеление. И тут же – вторую, третью, четвертую! Я впервые в жизни видел стрельбу из лука, да еще такую мастерскую. Алатиэль не так проворно, но почти так же быстро выпустила три стрелы с синим оперением, и над головой свистнули еще несколько, с оперением белым – Лаг, конечно…

Все стрелы исчезли в густой кроне. Цокотушки кричали и метались по веткам, но оставались на том же дереве. Странный звук пропал, в голове больше не звенело, и послышалось что-то похожее на вопль боли, слышимое будто бы не ушами, – и тут же умолкло. Наваждение пропало, я выпрямился в седле, и конь вздернул голову.

Грайт, Алатиэль и Лаг больше не стреляли. Очаровательное личико Алатиэль пылало нешуточным азартом, Грайт оставался невозмутимым. Процедил сквозь зубы:

– Пора бы и свалиться…

Что-то большое шумно ворохнулось в кроне и обрушилось вниз, с треском ломая все ветки подряд, тонкие и крепкие сучья. Под дерево рухнуло что-то ростом с невысокого человека, зеленое, раскинулось неподвижно.

Грайт загнал лук в саадак и усмехнулся:

– Ну вот и все. Успели вовремя, еще бы немного…

Цокотушки, враз замолчав, кинулись врассыпную и очень быстро все до одной исчезли с глаз. Грайт, словно бы совершенно успокоившись, сказал мне, кривясь:

– Вот так шонки по тупости своей и выдают хозяина, сами того не желая. Если их нет, даже опытный охотник тварь не обнаружит, пока не станет слишком поздно. Матерые шонков заранее отгоняют, но этот явно был молодой, не набрал сноровки…

– Что это за тварь? – растерянно спросил я.

– Ничего удивительного, обычный вопленик, – сказал Грайт. – В других местах их уже понемногу повыбили, а здесь еще остались. Каким-то образом парализует людей… и любых животных; он охотится на все живое, даже на птиц. Ты что-нибудь почувствовал?

Я кратенько рассказал, что именно.

– Все то же самое, – кивнул Грайт. – Впредь буду знать, на вас вопленик воздействует точно так же, как на нас. Раньше как-то не подворачивалось случая проверить.

– Он бы нас сожрал?

– И коней тоже, – кивнул Грайт. – Только не сожрал бы, а высосал, что ничуть не лучше. Впрыскивает в добычу какую-то гадость, и мясо превращается в густую жижу – ее вопленик и высасывает. Нас и наших коней ему хватило бы надолго… Ну а шонки состоят при нем падальщиками, и нельзя сказать, что это чистые паразиты – они своим верещанием дают хозяину знать о появлении добычи, у него самого чутье и слух не особенно и острые… Если хочешь, подойди поближе, он мертвее мертвого, прикидываться покойником не умеет. Вот напрет – другое дело, так дохлятиной прикинется, что порой опытных охотников обманывает, тут уж вся надежда на чутье опытных гончих. Впрочем, тебе наши охотничьи дела вряд ли интересны…

– Грайт, ты был великолепен! – с искренним восхищением выпалила Алатиэль.

Грайт усмехнулся:

– Ну, это у меня уже третий, так что опыт есть… Сходи посмотри, тебе будет интересно. Может, и Костатен глянет, кто у нас водится пушистый и безобидный…

– Посмотрю, – сказал я, спешиваясь. – Только… Второй не заявится?

– Ни в коем случае, – сказал Грайт. – Примерно в полудне пути второго… или второй нет. Они каждый на своем участке, и если заявится чужак, будет драка насмерть… ну, за исключением времени гона. Но до него еще далеко, так что смело можешь посмотреть…

Алатиэль первой поспешила к дереву, я пошел следом.

Да, было на что посмотреть! Больше всего вопленик походил на большую обезьяну, но покрыт был короткой и густой зеленой шерстью – надо полагать, природа так постаралась в маскировочных целях. На каждой из четырех лап – с полдюжины крючковатых когтей. Хвоста не заметно, или его просто не видно – вопленик лежал на спине, утыканный стрелами с разноцветным оперением, половина сломалась о сучья, когда он падал с дерева. Вот голова ничуть не похожа на обезьянью, скорее уж на муравьеда – вытянутая вперед, узкая, с коротким хоботком. Огромные глаза светло-красные, фасеточные, ушей я что-то не заметил. От горла к низу живота тянулся двумя рядами десяток длинных щупалец, заканчивавшихся кривыми желтыми когтями с каплями мутноватой жидкости на них, – ага, явно это ими он впрыскивает отраву…

Понемногу, пока я смотрел на эту тварь, к горлу стала подступать тошнота. Алатиэль пришлось еще хуже – она вдруг громко икнула, сделала пару шагов в сторону, согнулась пополам, и ее шумно вырвало. Хорошо еще, одежду не запачкала, только сапоги малость устряпала.