Цвет жизни

– Все мое имущество здесь, – ответил он, указывая на чемодан. – Около тысячи писем в нем, от моих воспитанников. Вернусь в Москву, буду их перечитывать, переписываться с ребятами… Одного пожурю, другому совет подам, так потихоньку и доживу…

– Оно, конечно, в Москве вам будет лучше, – согласился Тихон Петрович.

– Конечно! – согласилась Ирина Тимофеевна. – Дочка у вас знаменитый человек. Увидела ее портрет в газете, среди лауреатов, и прямо сердце перехватило. Ну вылитая мать! Словно из окошка на меня глянула, улыбнулась. И родятся же такие дети! Так рада я, что вы к ней едете… – Глаза Ирины Тимофеевны увлажнились, будто росой подернулись.

В комнату робко вошла девочка лет десяти. В руках у нее кошелка.

– Здравствуйте, Антон Павлович, – слегка картавя, учтиво сказала она. Она была аккуратно-чистенькой, в старательно выглаженном праздничном платье. А в больших синих глазах обитало столько детской искренности и серьезности, что нельзя было смотреть на нее без умиления. Девочка заволновалась, как волнуются дети на конкурсах или экзаменах, когда их почему-то вдруг подводит память.

– Ну здравствуй, Дашенька! Ты проводить меня пришла? – нагнулся к девочке Антон Павлович, как бы помогая ей разговориться.

Даша немного осмелела.

– Мамка пышки вам напекла, на дорогу… – промолвила она, глядя в пол.

– Что? Что в дорогу?..

– Пышки… Мамка напекла, – повторила девочка. Ей даже весело стало, что Антон Павлович не может понять такого простого дела.

– Зачем же это?

– На дорогу. Очень вкусные, сдобные… Попробуйте. Мамка говорит, что таких вы в Москве не найдете.

– Ах, милая ты моя, зря вы так беспокоились. Прямо неудобно мне, – смутился Антон Павлович.

– Ничего не зря! – возразила Даша. – Мамка говорит, что вы хвалили такие пышки, когда были у нас на свадьбе Николая. Попробуйте и сразу скажете, что не зря. Вкусные…

– Возьмите, возьмите, с душой пекла женщина, – обронил Тихон Петрович.

– И Дашенька маме помогала, – добавила Ирина Тимофеевна.

– Так ты говоришь, что такие, как на свадьбе были? – с шутливой серьезностью спросил девочку Антон Павлович.

– Даже лучше!.. Вы покушайте!

Антон Павлович с удовольствием попробовал.

– Замечательные… В самом деле замечательные…

Тем временем Даша вынула из кошелки еще и литровую банку. За ней другие свертки. И зачастила:

– А это масло!.. Сливочное!.. Только что спахтали!.. А это яички запеченные!.. А это курица зажаренная!.. А это…

– Постой, постой! – остановил Дашу Антон Павлович. – Ты что же, всю кладовку в кошелке принесла? По-моему, я на свадьбе курочку не хвалил и яички не кушал?

– Ничего, съедите потихоньку. Мамка всё велела оставить, – строго сказала Даша. – А банку меда арбузного она сейчас доварит и сама принесет.

– Еще и нардека?! – прямо-таки воскликнул Антон Павлович.

– Да там всего одна баночка получится. Двухлитровая… – успокоила его Даша.

– Нет, это уже слишком! – и впрямь схватился за голову старый учитель.

– А сколько всего было, когда мы пышки пекли! – посвящая в семейные тайны, призналась девочка. – Костя кричит: «Я буду разжигать дрова в плите!». А Миша в слезы: «Нет я! Я только на пятерки учился у Антона Павловича». А Костя: «Меня Антон Павлович всегда назначал за классной доской следить, чтобы она чистая была!» Еще темно было, а мы уже все встали. А я, Антон Павлович, еще сейчас мигом за яблоками еще в сад сбегаю.

Даша махнула ладошкой и убежала. Антон Павлович закачал головой.

– Охо-хо… – то и дело сокрушенно повторял он. – Сколько ж беспокойства я всем причинил своим отъездом…

– Мы такому беспокойству только рады, – успокаивал его Тихон Петрович.

– Была бы жива Мария Васильевна, она б всё вам в дорогу приготовила… А теперь кому ж об вас подумать, кроме нас? – вздохнула Ирина Тимофеевна.

– Вот и я вам балычка маленько на дорожку принес, – улыбнулся Тихон Петрович, вытаскивая из немалой сумки сверток и разворачивая пергаментную бумагу. – Первейший сорт!

– Это вы считаете, маленько? В дорожку?

Солидный, обтекаемый жиром кусище соленого осетра не на шутку испугал Антона Павловича.

– Да я его и за месяц не съем!

– Ничего, знакомые помогут. И что за важность, если и на другой месяц останется? – резонно рассудил Тихон Петрович.

– Нет, нет! Мне больше ничего не надо – запротестовал отъезжающий.

– Что дочка ваша скажет? – горячился Тихон Петрович. – Что мы вас с одними письмами отправили? Как хотите, но я этого не допущу! Этот кусок на дорожку вам, а вот этот… – Он снова нагнулся к сумке. – …Этот в подарок Клавдии Антоновне. Так и передайте, мол, Тихон Петрович прислал.

Антон Павлович попробовал возражать, но понял, что это бесполезно.

– А вот это… – продолжал вынимать из своей бездонной сумки новые свертки Тихон Петрович, – на новоселье вам. Встретитесь с дочкой, на радостях Клавдия Антоновна гостей созовет… Чтобы по магазинам не бегать, сразу и поставите на стол медок. Липовый! С первоцвета снят. Этот получше арбузного.

– Тихон Петрович! – взмолился старый учитель. – Я понимаю ваши чувства, но не надо, это уже лишнее…