Цвет жизни

– Господи! Да что вы такое говорите?! – нешуточно возмутился Антон Павлович. – Ассамблею еще создайте! Никаких денег не надо, мне вполне хватает пенсии. Да и дочка неплохо зарабатывает. Причем это наша общая воля, чтобы всё осталось здесь. Всё!.. Такую, кроме всего прочего, хочу оставить память. Так вот, Анечка… Помнишь, когда-то ты учила: «Расстаться настало нам время»…

Все с волнением смотрели на старика. В комнате стало как-то тихо и торжественно. И в то же время грустно…

– Я забыла сказать, – чуть ли не шепотом начала Анна, – вчера уже к вечеру звонили из области. Проект нашей плотины, в котором есть немалая доля труда Антона Павловича, утвержден. Когда об этом узнали в колхозе…

– Да неужели?! – обрадовался Антон Павлович.

– …Правление вынесло решение, – продолжала Анна. – Как кончится уборка, все свободные силы на плотину. А после зяби и трактора туда пойдут. Колхозники так и говорят: «Сил не пожалеем. По-черкасовски, по-сталинградски строить будем!»

– Вот теперь-то я могу спокойным уехать, – обвел взглядом присутствующих старик. – Да, да… Теперь я спокоен. Но знаете… Очень уж хотелось бы все это увидеть самому. Можно сказать, самому довести до конца. А?.. Как вы думаете?

– Антон Павлович, спокойно езжайте… Я вам буду регулярно фотографии присылать, будете всё знать о том, как осуществляется вами задуманный проект. Езжайте, не думайте.

Ирина Тимофеевна вдруг сверкнула глазами.

– Анна Ивановна! Ну почему так? Езжайте да езжайте! Сами садитесь на поезд, коли вам не хочется жить в Романовке! А Антон Павлович, может, своими глазами хочет посмотреть, как разольется Лавлинка! Отведать консервы нашего колхозного завода…

Анна Ивановна собралась было возразить, но распахнулась дверь, и комната постепенно заполнилась празднично одетыми людьми. Мужчины и женщины приветливо здоровались с учителем.

Появилось много детей. И трудно было понять сразу, чего больше в комнате – ясноглазой детворы или огромных, как снопы, букетов цветов, которые держали они в руках.

И хотя комната были уже полна, из коридора напирали новые гости, стремясь протиснуться вперед.

– Сколько же вас? – спросил сразу у всех Антон Павлович.

– Все село собралось провожать, – ответила вездесущая Даша, успевшая возвратиться с сеткой яблок.

Антон Павлович взглянул в окно. На улице было много людей.

– Тихон Петрович… Развяжи мой чемодан… – как-то тихо сказал он старому другу и вроде бы испугался, что его могут не расслышать. – Развяжи, развяжи… Куда ж я собираюсь? От кого уезжаю? Да, там дочь. А здесь? Здесь вон какая семья… Остаюсь я, Тихон. И не пробуйте мне возражать…

Кто-то крикнул в окно:

– Антон Павлович остается!

И в шуме хлопков потонули радостные крики школьной детворы…

1948

Случай с Костей Андреевым

Приложив угольник к чугунному кубику, Костя увидел тоненькую, как белая ниточка, щель, и сердце его захолодело. Он представил себе, как тяжело вздохнет мастер Анатолий Ефимович, с каким убийственным упреком поглядит на него, бракодела, своими пожилыми отцовскими глазами, как беспокойно вздрогнут его нависшие проседью брови.

Лучше бы Ефимыч весь день сердился, называл бы его ротозеем, которого, дескать, и пугалом на огород ставить нельзя, потому как вороны на его пустой голове гнездо себе сложат…

Ребята, склонившись над своими тисками, дорабатывали такие же кубики, шлифуя их до серебряного сияния. Были свободными только соседние тиски: их хозяин, Олег Назаров, вместе с мастером ушел в инструментальную. Кубик Олега, что лежал на проверочной плите, был неотличим от Костиного. Так схожи бывают новенькие, одной марки, часы. Костя как-то невольно поддался минутному озорному желанию. Незаметно наждачной шкуркой стер шлифовальный узор с кубика соседа. Но когда все это было ловко проделано, на душе у него почему-то стало гадко до тошноты…

Костя успокаивал себя тем, что он только пошутил. Разыграет своего дружка, посмеется над его гневом, а потом признается. Но легче от этого не стало.

Когда Назаров, худой, но широкий в плечах и крепкорукий, подошел к своим тискам, он тут же заметил подлог. Не потому, что кубик лежал другой стороной. А потому, что он узнал бы его и среди сотни подобных – так много вложил любви и старания в обработку этого холодного кусочка металла, так изучил на нем каждый штришок, узоры шлифовки. Так отец знает лицо родного ребенка.

– Кто это сделал? Кто подменил кубик?.. – Олег сказал это тихо, но с такой твердостью и ревностью в голосе, что его услышали все. Ребята вмиг обернулись в его сторону. Таким грозным Назарова еще никто не видел.

– Ты чё, свихнулся? – подошел к Олегу круглолицый и подвижный Савков. Он всегда выскакивал вперед со своим болтливым языком. – Пацаны, он сам загнал, а теперь хочет подменить!

Косте стало не по себе от гневных слов и презрительного взгляда Олега. Он стоял с опущенными глазами. Ему казалось, что Олег сейчас вообще сломает верстак, набуянит и убежит из мастерской. Но он, тяжело дыша, продолжал оглядывать кубик.

Пришел мастер. Узнав, что произошло, сказал:

– Работайте, не отвлекайтесь. Потом разберемся…