Яркий свет солнечный предметы делает видимыми и светлыми, напротив, светлые звезды скрывает от нас и наши светильники земные помрачает. Последние, действительно, тускнеют, и огонь их при очень ярком свете солнца дает даже тень и кажется дымом; но не так бывает со звездами неба: они никогда не теряют своего света и, когда мы не видим их, сияют другим во мраке ночи. Не виден ли здесь образ Божественного Откровения? Оно неясные для разума и сердца нашего предметы освещает, но пред светом его тускнеют наши гордые знания и бросают от себя тень. Есть и при откровении отдаленные звезды, сокрытые от нашего умственного взора: это тайные, или высшие, истины, которых не досягает взор нашего разума, но которые бывают видимы в примраке веры очами сердца. Тайны откровения не менее восхищают сердце верующего, как и звездное небо.
Философы нападают на
И в мире физическом, который Бог предоставил нашим исследованиям, на каждом шагу мы встречаем тайны. Часто не понимаем ни того, на что смотрим, ни того, что осязаем. Мы и не можем сомневаться в бытии вещей естественных, и не знаем, как они существуют.
Бояться тайн религии значит бояться собственной тени, потому что тайны везде, безотвязно преследуют нас на каждом шагу, как наша собственная тень.
И вокруг, и вблизи нас есть множество вещей и предметов, для которых мы всегда дети.
И то, что дано тебе знать, гораздо выше твоего разума.
Сам человек есть великая тайна для себя.
Из всех возражений, возможных со стороны неверия, самое жалкое то, которое выводится из невозможности понять.
Если не постигаешь того, что под тобою, как постигнешь то, что выше тебя?
Удивительно ли, что там, где говорит Бог, недостаточно иногда человеческого разумения? Как часто дитя не понимает вполне того, что говорит ему человек совершеннолетний!
Явный знак неверия – о Боге вопрошать: как о.
Силен Бог и то сотворить, что невозможно уразуметь человеку Таковы – все чудеса, эти действия Божия всемогущества, превышающие законы природы и потому непонятные уму человека, которыми полна история христианской религии и которые преимущественно служат камнем претыкания для рационалистов, то есть признающих действительным и несомненным только доступное уму и выводимое из естественных законов.
Мы смеемся теперь над язычником, который со слепою верою повергался у подножия идола, дабы слышать истину из уст скрывавшегося в нем обманщика, а разве то менее постыдно, когда иной мудрец делает идолом свой ограниченный разум и только из уст этого идола хочет принимать истину?
Рационалисты в деле познания человеческого то же, что алхимики; они вместо того, чтобы принять и пользоваться истиною, хотят выработать истину, как алхимики хотели добывать золото из разных веществ, и, подобно им, разоряются на это искание нового камня философского.
Где в мире другая религия, которая носила бы на себе такие ясные признаки Божественного происхождения, как религия христианская?
Христианская религия такова, что если из истории ее основания и распространения устранить или выключить все чудесные факты, она тем не менее не потеряет своей чудесности и Божественности. «Христианство, – говорит
Чудесные действия христианской религии непостижимы для разума человеческого. Пусть так. Но – «чего ум не постигает, то еще не есть нечто такое, что противоречит его законам».
Да и притом «разве пределы разумения человеческого должны быть пределом Божия всемогущества?».
Чудеса нарушают законы природы. Но – это именно потому, что Деятель их есть не природа, не подзаконный природы, а Творец, Виновник природы и ее законов, хотя иногда и через посредство Своих рабов.
Не должно искать естественных доказательств на то, что превыше естества, или за недостатком их опровергать и не признавать вышеестественное.
Не спрашивай, сообразно ли то с природою, когда что производит Творец природы.