Цветочный крест • Потешная ракета

– Андрей! Просто Андрей! – сообщил он Феодосии. И выщелкнул руку для поцелуя. Впрочем, тут же отдернув, так что в глазах Феодосии лишь рассыпались радужные брызги преломленного в огромном алмазе солнечного луча. – Терпеть не могу замшелые традиции родной земли касаемо отчества и прочих моисеевых бород до колена. Честное слово, вся эта допотопная дикость должна была скончаться вместе с Иваном Васильевичем Грозным! Хватит уже нашей стране сидеть при лучине на деревянных лавках, когда в цивилизованном свете есть лампы и кожаные кресла! Хватит кичиться крепкой моралью и заветами дедов, которые на поверку состоят в том, чтоб вместо вилки трескать сальник деревянной ложкой.

Феодосия была восторженно ошарашена смелостью суждений государева чиновника. Соколов был невероятно говорлив и с легкостию выступал на любую самую щекотливую тему.

– Прогрессивен чрезвычайно! – с удивлением сообщила Феодосия ночью Ворсонофию. – Али так уверен в себе и не боится? Али обнаглел и по глупости зарывается, не пойму пока.

– Любимцу царя все позволено.

– Почему он в любимцах ходит, как ты думаешь?

Ворсонофий, как обычно, прежде чем сообщить мнение, тихо подошел к двери Феодосьиной кельи, прислушался, вернулся к кровати и, понизив голос до едва слышного шепота, промолвил:

– Сплетники бают, Соколов ссужает Алексея деньгами в трудных ситуациях. Поддерживает власть материально и вещно.

– Царь у виночерпия одалживается? – удивилась Феодосья.

– Ну, одалживается без возврата, конечно. Так сказать, милостиво принимает дары подданного для неотложных нужд отечества.

– Откуда же у человека может быть столько денег, что он богаче самого царя? – наивно вопросила Феодосья.

– Лучше нам этого не знать, дорогой брат. Крепче спать будем.

– Верно, – согласилась Феодосья. – Что нам в чужой мошне золото считать? Но то, что он богат, как Соломон, вне сомнения. Ежели бы ты зрил его палаты! Сказочные чертоги! Слава Богу, я к вещной роскоши равнодушен, а то бы не уснуть неделю. Меня не роскошь поразила, а диковины и инженерные новины.

– Что там было такого дивного? – с интересом вопросил Ворсонофий.

– Книги какие! – восторженно произнесла Феодосья. – Если бы ты видел эльзевиры!

– У самого Эльзевира напечатаны или списки?

– Какие списки?! Никаких копий! У Соколова все подлинное, единственное в своем роде. Ворсонофий, в библиотеке его бысть Библия, напечатанная в 1462 году! А если бы ты мог зрить альбом архитектурных проектов… Итальянские чертежные гравюры дворцов, раскрашенные в райские цвета. На земле я таких цветов не видел! Ворсонофий, наверное, море-окиян такого цвета и живущие в нем земчузные раковины. А в одной палате к потолку подвешены хрустальные круглые сосуды, в коих плавают золотые пучеглазые рыбы!

Мысли Феодосии скакали, как блохи.

– Живые рыбы подвешены к потолку? – не поверил Ворсонофий. – Фу-ты ну-ты. Тебе не приблазилось? Может, Андрей Митрофаныч опоил тебя зелейной отравой?

Если бы отравой! Если бы дурманными травами! Если бы все это Феодосье привиделось от дьявольского табака! Но это была реальность. Оказывается, некоторые московиты живут в сказке.

Феодосье, выросшей в семье богатейшего тотемского солепромышленника Извары Строганова, и в голову не приходило, в какой свет она попадет, дойдя пешим ходом до Земляного города, где стояли палаты Соколова. Но уже от одного взгляда на хоромы из белого камня в чужеземном стиле она оробела. Палаты были четырехэтажные! Их облик показался Феодосье неуловимо знакомым.

– Флоренция, – опамятовалась она. – Флорентийский стиль.

Прохожие видели монаха, долго глядевшего на дворец с другой стороны переулка.

– Зришь, божий человек, какие хоромы можно отмахать с помощью Господа? – сказал Феодосье случившийся под забором похмельный бродяга. – Надо только не грешить, чаще молиться и жить в скромности. И фортуна сама тебя найдет.

Подзаборник пьяно засмеялся.

Далее Феодосья услышала бормотанье, в котором разобрала только словеса «рог изобилия» и «в нужное время в нужном месте». Она осторожно отошла в сторону и вновь вперила взгляд в хоромы. Епанча, или, как выразился бы старший чертежный дьяк Макарий, крыша, была из начищенной докрасна меди, но местами отливала бирюзой. Весь дом сложен из белого камня, скрепленного между собой частыми коваными скобами. По второму этажу тянулась целая галерея подвесных гляделен. «Ложи», – сказал бы об них Макарий. «Балконы», – выразился бы знаток римского домостроения отец Логгин. Глядельни застеклены муранскими стеклами в свинцовых переплетах. Никаких тебе дубовых, а то и сосновых венцов с паклей, деревянных наличников или ставен. Ставни были тоже медными!

– Сколько же медных денег нужно переплавить для такого количества купрума? – пробормотала Феодосья.

Но забыла об меди, когда раскрылись металлические ворота и из них выехала карета с колесами…

– Не может сего быть! – промолвила Феодосья. – Ступицы из серебра? Из чистого аргентума?

Могло, могло сие быть. Феодосья не ошиблась. Ей же ей, колеса были обиты серебром.