Цветочный крест • Потешная ракета

А вот превращение черного петуха в белого высокую публику заинтересовало, хотя и не надолго.

– Сие слегка поувлекательнее, чем фокус с пилением придурка в колоде. Впрочем, было бы интереснее, кабы белая девка менялась на чернокожую, – не боясь грешного словоблудия в монастырских стенах, молвил Соколов. – Надо будет расспросить игумена, что он творит с этими петухами?

И вся компания убыла в тайную кофейню.

Впрочем, на следующий день Соколов опять с помпой прибыл в монастырь. Его с почестями препроводили сперва в приемную (ту самую, где Феодосья впервые увидела букеты из белоснежных шелковых лилий), а после в личную рабочую келью игумена.

– Благословите, отец Феодор, – скороговоркой промолвил Соколов.

Мельком склонился к протянутой длани и сразу перешел к делу:

– Признайтесь, отец Феодор, как ваша братия меняла петухов?

– Для нас самих сие божественная загадка, – начал было игумен.

– Бросьте-бросьте-бросьте! – отмахнулся перстами Соколов. – Кто автор ваших божественных чудес? Чьи идеи? Имя назовите. Мне бы очень желалось выменять на деньги часть его способностей. Мне нужен сведущий в науках учитель для сына и себе собеседник. Совершенно не с кем обсудить новинки алхимии и астрологии, прости меня Господи!

Отец Феодор мысленно перекрестился, попросил у Бога прощения за стяжательство, без которого в нынешние времена не проживешь, и сообщил:

– Автор нынешних укрепительных чудес брат Феодосий.

– Все! Более ничего не говорите. Беру! Цену назначите сами, – бойко сообщил Соколов.

– Мой монастырь торговлей не занимается… – не очень убедительно произнес игумен. – Но учитывая, что мы всегда стараемся идти навстречу просьбам таких глубоко верующих людей, как вы…

– Ну и отлично! Жду вашего…

– Феодосия.

– Именно. А пока, нижайше прошу принять в качестве скромного пожертвования…

Соколов похлопал себя по боками.

– Что же? Ах, вот!

И он снял с носа серебряные очки.

– Итальянская работа. Увеличительные очи. Попробуйте, попробуйте!

– Не могу! – вяло воскликнул игумен.

– Возьмите!

– Ох, бесовское измышление, – не очень искренне посетовал игумен, пряча перста в складки рясы.

Соколов захохотал, потом сделал серьезное лицо.

– У государя нашего Алексея Михайловича очков три пары фряжской работы, и не считает за грех. Наоборот, сочинил при их помощи прелестный трактат о соколиной охоте. Только русские варвары могут полагать очки принадлежностью бесовских художников или еврейских менял. Я полагаю, оне, напротив, придают лицу прогрессивный вид. Как, уговорил я ваше мягкое сердце?

Игумен хмыкнул.

Как всякий ученый, он был любопытен и не смог устоять перед соблазном приложить увеличительные кристаллы к носу и взглянуть в книгу.

– Боже мой! – воскликнул игумен, позря на увеличившиеся буквы.

В монастыре были шаровые стекла для оптического увеличения мелких деталей, но имели оне вид лупы в оправе, которые приходилось держать перстами или укреплять перед чертежом либо книгой. Очки же зело удобно уместились на сиделку носа.

– А я вам что говорил? Последнее слово науки. Нефритовую чашу за них отдал.

– Как же вы теперь без очков? – пытался бороться с искушением игумен.

– Я же говорил, у меня другие есть. Да и зрю аз прекрасно. Ношу, чтоб быть в курсе прогресса.

– Бог вас вознаградит, – пообещал игумен. – Феодосия в ближайшее же время пришлю. Только хочу предупредить… Брат Феодосий странен на вид. Но пусть вас это не смущает.

– Две головы у него?

– Он женоподобен телом.

– Мужеложец? – живо поинтересовался боярин.

– Ни в коем разе! Человек нравный. Ни в чем подобном не замечен. Да у нас это было бы и невозможно. Мыться монахам моим и послушникам совокупно запрещено, только по единому. В кельях чужих находиться в нощное время тоже заповедано. Любые содомские посягания строго пресекаем! Сразу под правый государев суд и на четвертование!

– Очень вы строги к людским слабостям, – со смехом укорил Соколов. – Насчет вида Феодосия я спокоен. Он мне не для украшения дома нужен, а для свечи знаний.

– Вы по поводу его кандидатуры не пожалеете. Можете спокойно доверить брату вашего отрока.

– Договорились, отец Феодор.

И, не перекрестившись, лишь слегка склонив голову, Соколов стремглав отбыл, ибо страдал дефицитом времени.

Глава одиннадцатая Роскошная

– Ежели бы он рот не раскрыл и не заговорил по-русски, никогда бы ты, Ворсонофий, не признал в нем русича. Ну фря иностранный, и все тут! Европеец до последней мелочи!

Уже второй час после полуночной молитвы Феодосья баяла Ворсонофию, как побывала в палатах государева кравчего, думного боярина Андрея Митрофановича Соколова. Впрочем, руководитель винно-водочного протокола царского двора был еще не сильно стар – за тридцать – и потому вполне мог обходиться без отечества Митрофанович, что он и делал в узком кругу таких же, как он, поклонников всего заморского. Именно так, на фряжский манер, без всякого высокомерия, кравчий познакомился с монахом Феодосием, пришедшем с благословления игумена Феодора в его дворец, дабы стать учителем отпрысков.