Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

- Вот мой срок – ты сам видишь, - прошептала она, кладя руки на живот. – Я чувствовала себя беременной еще до того, как меня взяли в твой дом…

- Я вижу твой живот, но ребенок в нем не говорит мне, когда и кем он был зачат, - сказал Рамсес, и Меритамон впервые услышала его попытку пошутить. Хотя царь был еще слишком разгневан, чтобы шутка удалась.

Меритамон молчала, потупив взгляд.

Тишину в зале не смела нарушить даже Идут.

- Хорошо, - наконец сказал фараон. – Я милостив… и я не стану выносить тебе и этому ребенку скорого приговора. Ты можешь возвращаться в свою комнату.

- Как, ты оставил ей эту комнату? – вдруг взвизгнула Идут, вскакивая с места. – Ты оставил ее в гареме, на моем мес…

Тут царевна поняла, как недостойно себя ведет, и покраснела, злобно глядя на Меритамон.

- Да, я оставляю госпоже Меритамон эту комнату, - сказал Рамсес, даже не повернувшись к своей дочери и наложнице. – Ее вина еще не доказана. До этого времени она считается невиновной.

Он взмахнул рукой, и Меритамон поняла, что это знак ей удалиться; она пала ниц перед фараоном и попятилась к выходу. Она должна была чувствовать возмущение царским произволом, но чувствовала только огромную благодарность… она теперь понимала, что другой царь на месте Рамсеса казнил бы ее не задумываясь, только заподозрив в подобной измене. У самой двери до ее слуха донеслось замечание фараона, сказанное одному из оставшихся в комнате людей:

- Я посмотрю на этого Менкауптаха, как давно хотел.

========== Глава 90 ==========

Меритамон услышала достаточно, чтобы страх охватил ее с еще большей силой, чем тогда, когда ее потребовал к себе фараон. Рамсес хочет увидеть Менкауптаха. Это значит… скорее всего, это значит, что пришла смерть им всем.

Если Менкауптах не смог выдержать допроса благосклонных к нему жрецов-отцов, то разве выстоит он перед фараоном? Ее бедный муж глуп и труслив. Этого не может перевесить никакая его доброта и заботливость. А теперь он еще и обижен – и, как обиженное дитя, думает, что причиненное ему горе важнее всего на свете. Он или не захочет, или не сможет солгать его величеству…

Меритамон вернулась к себе и заплакала снова – в последние дни она слишком много плакала, но иначе ее рассудок просто не выдержал бы. Меритамон радовалась, что единственная свидетельница ее слез никогда не упрекнет ее за них и не воспользуется ими против нее.

- Госпожа, может быть, тебе поговорить с царицей? – предложила То, когда Меритамон немного успокоилась – просто потому, что кончились силы тревожиться.

- С царицей? – изумилась Меритамон. – Кто пустит меня к ней? И о чем мне с ней говорить?

“О том, что я люблю не фараона, а смертного – сына преступницы, на которую я наговорила Та-Рамсес?”

- Попроси ее подтвердить твое добронравие, - сказала То – лицо у нее было испуганное, но голос решительный.

Меритамон вскинула брови.

- Каким образом?..

- А как Идут тебя оклеветала? – спросила в ответ То. – Ведь она тоже не могла видеть, что ты… изменяешь его величеству, - шепотом закончила она. – Царь поверил ей только потому, что она его дочь…

Меритамон поразила проницательность служанки.

- Я поняла тебя, - сказала она. – Но как я увижусь с царицей? Мне нельзя покидать гарем.

- Я пойду к ней и попрошу свидания для тебя, - сказала То. Не предложила, а заявила. И раньше, чем госпожа успела остановить ее, покинула комнату – старая женщина в простом платье, с бронзовым обручем на некрасивой шее. Кто пустит ее к царице?

- Спасибо тебе, То, - прошептала Меритамон. Она не знала, хватило бы у нее храбрости отправиться к царице самой – особенно теперь, когда ее стережет Идут. Та может сделать совершенно иное заключение, увидев, что Меритамон куда-то идет одна. “Идут вполне может искренне верить в мою измену, - подумала Меритамон, - может, потому она и убедила фараона…”

То не было так долго, что Меритамон испугалась за нее. Вдруг ее служанку взяли под стражу? Вдруг царица разгневалась на нее и наказала… или То по глупости призналась в том, в чем не следовало? То казалась разумной женщиной – но это не означало, что она не может сделать глупость.

Служанка вернулась, когда Меритамон уже легла спать. Госпожа тут же села, вглядываясь в ее некрасивое лицо, ставшее почти таким же дорогим, как лицо матери.

- Что?

- Царица навестит тебя завтра, - прошептала служанка.

- Что ты ей сказала? – шепотом воскликнула Меритамон, рывком подтянув к груди колени и сжав их руками.

- Что тебя обвинили в измене, но ты чиста, - без колебаний ответила То.

Меритамон прикусила ладонь.

- Она поверила?..

- Не знаю, - ответила служанка.

Меритамон молча медленно легла обратно, натягивая до подбородка простыню. Она чувствовала, что разговор с Та-Рамсес будет самым трудным из всех, что она выдерживала – Меритамон могла со слезами искренности лгать фараону, могла яростно отрицать нападки себялюбивой Идут, но… лгать этой девочке, которая всей душой любит своего отца, супруга и бога? Этой девочке, которая предана ему и долг перед фараоном считает первой обязанностью каждого, начиная с себя самой?..