Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Потом его под стражей повели по коридору, и он сумел выдавить из себя вопрос – куда. Ответ не оставил надежды. К фараону, и немедленно.

Менкауптах зажмурился бы, упал бы на колени и остался где был – если бы не понимал, что его погонят дальше ударами.

Ах, как ему хотелось напиться снова – но он понимал, что, скорее всего, ему не суждено уже будет выпить даже воды. Ему хотелось поверить, что он спит, но могущество фараона вторгалось в его фантазии стуком сандалий и металлическим лязгом, который издавали стражники, ослепительным горением драгоценных ламп на мозаичных стенах… высотой и огромностью всего, что его окружало.

Перед Менкауптахом отворились двери, и он очутился в приемном зале.

Как будто давивший на него дворец ужался до этой небольшой комнаты. Храмовые помещения были не меньшей величины.

У него в голове немного прояснилось, и Менкауптах посмотрел вперед – перед ним на возвышении, в кресле, сидел пожилой человек в красно-белой короне, по сторонам которого стояли другие люди. Менкауптах несколько раз моргнул, прежде чем понял, кого он видит. Бедняга повалился ничком и затих, вжимаясь в пол, как будто хотел слиться с ним… продавить его и провалиться под землю. Будь его воля, он бы так и сделал.

- Встань, - донесся до него чей-то приказ. Фараона? Разве такой, самый обыкновенный, голос должен быть у живого бога?..

Менкауптах вскочил и отряхнулся. Он замер, руки по швам, глядя на высочайшее собрание открыв рот – если бы его толкнули рукой, он бы повалился как бревно. Наверное, он был смешон, но никто из придворных не смеялся. Менкауптах посмотрел в глаза человеку на троне – близко посаженные, густо подведенные – и вздрогнул; и вдруг почему-то сам хихикнул.

Этот кощунственный звук раздался в полной тишине. Потом один из придворных что-то шепнул другому, но никто не засмеялся.

Фараон выпрямился, сжав подлокотники кресла, и Менкауптах упал на колени, вдруг осознав, что в эти несколько мгновений погубил себя своим полнейшим неумением себя вести.

- Ты дурак? – спросил его величество.

Менкауптах кивнул. Он впервые услышал, как в комнате засмеялся кто-то, кроме него – и с готовностью улыбнулся сам, надеясь, что отсрочит свою смерть, развеселив своих господ. Однако фараон оставался так суров, точно его не касалось ничего, что вокруг него происходит; это был настоящий бог, чье самообладание превосходило все человеческие понятия.

- Тебе известно, почему ты здесь? – спросил фараон.

Менкауптах молчал, как будто язык прилип к небу.

Рамсес повернулся к одному из господ, стоявшему по правую руку от трона – толстому и уродливому человеку в длинном пышном парике, который был накрашен еще сильнее фараона; вдруг Менкауптаху показалось смешным его платье и весь облик, которым этот человек напоминал женщину, и он снова хихикнул. Но тут приближенный фараона направился к нему, и у Менкауптаха пропал весь смех.

Мапуи наклонился к нему – казалось, эта туша, как у бегемота, сейчас раздавит его.

- Его величество спрашивает, известно ли тебе, почему ты здесь? – звонким и безжалостным голосом, совсем не вязавшимся с его обликом, спросил сановник; его маленькие, холодные, как драгоценные камешки, черные глаза находились близко-близко.

Менкауптах помотал головой. Он и вправду этого не знал.

Ему показалось, что фараон усмехнулся – хотя нет, этого не могло быть. Его величество приподнялся на троне, и Менкауптах понял, что сейчас он скажет свой приговор; бедняга поспешно простерся ниц снова, хотя знал, что это его не спасет.

Над его головой раздался голос Рамсеса, и он сказал совсем не то, что Менкауптах ожидал услышать.

- Уберите его отсюда, это самый большой дурак, которого я видел.

Кто-то в зале снова засмеялся, потом Менкауптаха оторвали от пола и поволокли спиной вперед к выходу. Он вскрикнул, но на его протест никто не обратил внимания.

Его утащили туда же, где он дожидался царского суда – суда, который так быстро и странно совершился.

Менкауптах не знал, что с ним сейчас сделают, но поведение фараона заставило его подумать, что, может быть, его дела не так плохи; и он нашел в себе смелость спросить, надолго ли его сюда поместили.

- До тех пор, пока его величество не решит твою участь, - ответили ему.

Менкауптаху опять ужасно захотелось напиться. Но было опять нечем, и ему осталось только забраться в угол, на соломенный тюфяк, и дрожать.

Будь он более сообразительным и дерзким, он погубил бы себя почти наверняка.

***

Меритамон дождалась царицы – она несколько раз пыталась приготовить речь, оправдания… мольбы, но ничего не вышло. Она полностью растерялась, когда увидела вошедшую в ее комнату Та-Рамсес. Меритамон захотелось опуститься на колени, но она просто согнулась в низком поклоне.

Царица тихо сказала ей сесть, потом села сама. Она навестила Меритамон так просто, как будто не была дочерью и супругой фараона – а Меритамон не обвинялась в измене.

Та-Рамсес некоторое время молчала, с сожалением и скорбью глядя на подругу; а Меритамон вдруг стало невыносимо стыдно от этого взгляда… стыдно, как будто ее укоряли в недостойном поведении.