Цветы для Элджернона

– Им-то здесь хорошо, – говорила она. – Но сами понимаете… триста ребят… семьдесят пять на этаже… а нас, работников, всего пять. Держать их под контролем не так-то просто. Есть коттеджи и не такие аккуратные, но технический персонал там надолго не задерживается. От детей можно ждать чего угодно, а вот если взрослые не следят за собой, это уже перебор.

– Сразу видно хорошего человека, – сказал я. – Ребятам с вами повезло.

Она от души посмеялась, продолжая смотреть прямо перед собой и показывая белые зубы.

– Не лучше и не хуже других. Я люблю моих ребят. Работка непростая, но ты получаешь удовольствие от того, что они так сильно от тебя зависят. – Улыбка на мгновение соскользнула с ее губ. – Нормальные дети быстро вырастают и перестают в тебе нуждаться… зацикливаются на себе… забывают тех, кто их любил и кто о них заботился. Но этим нужно от тебя все, что ты можешь им дать… до конца дней. – Она посмеялась над собственной серьезностью. – Работа трудная, но она того стоит.

Когда мы спустились на первый этаж, где нас поджидал Уинслоу, прозвенел колокольчик и ребята направились в столовую. Я заметил, что взрослый парень, державший на коленях младшенького, сейчас вел его за руку.

– Впечатляет, – сказал я, кивнув в их сторону.

Уинслоу согласно кивнул:

– Джерри старший, а Дасти младший. Здесь такое не редкость. Когда некому из персонала ими заняться, они порой ищут человеческий контакт друг у друга.

Когда мы проходили мимо другого коттеджа по дороге к школе, раздался громкий крик, переходящий в вой, и его подхватили еще двое или трое. Окна были забраны решетками.

Уинслоу впервые за все утро как будто поежился.

– Зона повышенной безопасности, – пояснил он. – Для отсталых с эмоциональными нарушениями. В случае угрозы причинения вреда себе или другим мы помещаем их в коттедж К. Круглые сутки на замке.

– Отсталые с эмоциональными нарушениями – у вас? Разве они не должны содержаться в психиатрической больнице?

– Разумеется, – подтвердил он. – Но это не так легко проконтролировать. Кто-то, из пограничных категорий, срывается после определенного времени проживания. Кого-то нам приходится принять по решению суда, даже если у нас нет свободных мест. Это настоящая проблема. Знаете, какой у нас лист ожидания? Тысяча четыреста. А к концу года у нас появятся от силы двадцать пять – тридцать мест.

– И где же эти тысяча четыреста сейчас находятся?

– Дома. В ожидании свободного места здесь или в другом подобном заведении. Вы поймите, наши проблемы – это не то что проблемы с перегруженностью обычной больницы. К нам приходят пациенты, чтобы остаться здесь на всю жизнь.

Мы вошли в школу, новое одноэтажное строение из стекла и бетона с панорамными окнами, и я себе представил, что хожу по этим коридорам как пациент. Вот я стою в середине очереди из мужчин и ребят и жду, когда нас впустят в класс. Возможно, я окажусь на месте этого парня, который толкает инвалидную коляску, или поведу кого-то за руку, или буду прижимать к себе юного парнишку.

В столярной мастерской, где старшие подростки изготовляли скамейки под руководством учителя, ребята тут же столпились вокруг нас и с любопытством на меня поглядывали. Учитель положил ножовку и подошел к нам.

– Это мистер Гордон из Бикмановского университета, – сказал Уинслоу. – Он хочет кое о ком позаботиться. Подумывает о том, чтобы купить это заведение.

Учитель засмеялся и помахал своим ученикам:

– Если он к-купит это з-заведение, то ему п-придется и нас всех п-прихватить. И з-заодно п-подбросить нам еще д-дерева для р-работы.

Пока он водил меня по мастерской, я обратил внимание на удивительно тихое поведение ребят. Они шлифовали и лакировали готовые скамейки, не произнося при этом ни слова.

– М-мои м-молчуны, – сказал учитель, словно угадав мой невысказанный вопрос. – Они г-глухонемые.

– Таких здесь сто шесть, – пояснил Уинслоу. – Это специальное исследование спонсируется федеральным правительством.

Невероятно! Сколько же у них изъянов по сравнению с нормальными людьми. Умственно отсталые, глухие, немые… и при этом старательно шлифующие скамейки.

Один из ребят, зажимавший в тисках деревянный блок, прервал свою работу, похлопал Уинслоу по руке и ткнул пальцем в угол, где на полочках были выставлены законченные предметы с подсыхающей краской. Парень показал на подставку для лампы, а затем на себя. Сработано было неважно, подставка неустойчивая, деревянные прокладки торчат здесь и там, лакировка грубая, неровная. Уинслоу и учитель стали его громко захваливать, парень с гордостью заулыбался и посмотрел на меня в ожидании похвалы.

– Да, – покивал я, подыскивая хвалебные слова. – Здорово… отлично. – Я их произнес, потому что он в них нуждался, но при этом я испытал опустошенность. Паренек улыбнулся, а когда мы уже собирались уйти, он тронул меня за руку, как бы прощаясь. Я чуть не задохнулся и с трудом сдерживал свои эмоции, пока мы не вышли в коридор.