Я не знал, что ей на это ответить. Не мог же я сказать, что мы, как дом Атрея[5]
или как дом Кадма[6], страдаем за грехи наших предков или что мы выполняем предсказание греческого оракула. У меня не было ответа – ни для нее, ни для себя.– Все это в прошлом, – сказал я. – Я рад, что мы снова увиделись. Сразу стало немного легче.
Она вдруг схватила меня за руку.
– Чарли, ты себе не представляешь, что я пережила с ней за эти годы. Квартира, работа, этот квартал. Кошмар… возвращаться каждый вечер с мыслями: она еще здесь? себя не покалечила? И испытывать чувство вины из-за таких мыслей.
Я поднялся. Она ткнулась мне в плечо и всхлипывала:
– Чарли, я так рада, что ты вернулся. Нам тебя не хватало. Я дико устала…
Я мечтал о чем-то таком, но сейчас, когда это случилось, много ли толку? Я не могу ей рассказать о том, что меня ждет. И как относиться к ее фальшивому излиянию чувств? Зачем себя обманывать? Если бы я был прежним слабоумным и зависимым Чарли, она бы сейчас так со мной не разговаривала. Так вправе ли я принимать эту любовь? Ведь скоро моя маска будет сорвана.
– Норма, не плачь. Все как-нибудь рассосется. – Я понимал, что говорю успокоительные банальности. – Я о вас позабочусь. Отложил немного денег, и с учетом того, что я получаю из фонда, я смогу делать вам регулярные переводы… по крайней мере, какое-то время.
– Ты куда?! Ты должен с нами остаться…
– Мне предстоят кое-какие поездки и исследования и несколько выступлений, но я постараюсь вас проведать. Береги ее. Ей много всего пришлось пережить. Я буду вам помогать, пока могу.
– Чарли! Нет, не уходи! – Она меня не выпускала из объятий. – Мне страшно!
Роль, которую я всегда хотел играть, – старшего брата.
И тут я поймал на себе взгляд Розы, которая до этого тихо сидела в углу. В ее лице что-то изменилось. Глаза расширились, она подалась вперед всем телом. Ястреб, готовый спикировать.
Я оттолкнул Норму, но еще не успел рта открыть, как Роза вскочила. В руке у нее был кухонный нож, нацеленный на меня.
– Что ты с ней делаешь? Прочь от нее! Я тебя предупреждала, какое тебя ждет наказание, если ты еще хоть раз тронешь свою сестру! Извращенец! Тебе не место рядом с нормальными людьми!
Мы оба отскочили подальше, и по какой-то безумной причине во мне сработал комплекс вины, как если бы меня застукали за чем-то вызывающим, – и Норма, по-моему, испытала то же чувство. Обвинения моей матери словно воплотили ее фантазию в реальность, дескать, мы занимаемся чем-то непотребным.
Норма закричала:
– Мама! Положи нож!
Эта картина вызвала в моей памяти другую: как она заставила отца увезти меня из дома. Сейчас она заново проигрывала ту ночь. Я был не в силах ни пошевелиться, ни что-то сказать. Тошнота, удушье, звон в ушах, кишки как будто завязались в узел и вот-вот выскочат.
Роза с ножом, Алиса с ножом, мой отец с ножом, доктор Штраус с ножом…
К счастью, Норме хватило присутствия духа, чтобы отнять у нее нож – но не страх в ее глазах. Она продолжала кричать:
– Выстави его за дверь! Как он смеет глядеть на родную сестру, думая о сексе!
Она снова плюхнулась на стул и зарыдала.
Мы с Нормой от неловкости проглотили язык. Вот теперь она точно поняла, почему меня тогда спровадили.
Я гадал, совершил ли я в детстве нечто такое, что оправдывало бы материнские страхи. Память ничего такого не сохранила, но кто знает, может быть, какие-то мерзкие мыслишки были похоронены за барьером моего измученного сознания… или в перекрытом с двух сторон проходе… или в тупиковой аллее… в общем, там, где мне их не разглядеть? Возможно, я так никогда и не узнаю. Какой бы ни была правда, я не должен ненавидеть Розу за то, что она защищает Норму. Надо посмотреть ее глазами. Я останусь ни с чем, если не смогу ее простить.
Норма вся дрожала.
– Успокойся, – сказал я. – Она не отдает отчета в своих действиях. Это не на меня она напустилась, а на того Чарли. Ей стало страшно при мысли, что он с тобой может сотворить. Я не могу ее винить за то, что она тебя защищает. Но не будем сейчас об этом думать, ведь тот Чарли навсегда ушел, правда?
Она меня не слушала. В выражении лица появилось что-то мечтательное.
– Странное ощущение, когда что-то происходит и ты уже знаешь, что это сейчас произойдет, словно все повторяется, точь-в-точь как когда-то, и ты это наблюдаешь…
– Такое часто бывает.
Она покачала головой:
– Когда я увидела ее с ножом, это было как сон, который когда-то, давным-давно мне приснился.
Не было смысла говорить ей, что она наверняка не спала в ту ночь и видела из детской все происходящее… а после подавила это в себе, картинка перевернулась, и она решила, что это ее фантазия. Не стоит грузить ее всей правдой. Хватит с нее печали, которую ей еще принесет наша мать. Я был бы рад снять с ее плеч груз, освободить от боли, но глупо начинать то, что ты не сможешь закончить. Впереди меня ждут собственные страдания. Все знания просыплются сквозь песочные часы моего сознания, и остановить это невозможно.
– Мне надо идти, – сказал я. – Береги себя и ее.
Сжав напоследок ее руку, я направился к выходу, и Наполеон облаял меня вдогонку.