И теперь, на уступе во мраке, за пределами пожарища, я слышу издевательские слова Платона:
«О
Печатание отчетов – задачка та еще, трудно сосредоточиться с работающим магнитофоном. Я все время откладываю работу на потом, хотя понимаю, как это важно. Я дал себе слово: никакого ужина, пока не сяду и не запишу – хоть что-нибудь.
Сегодня утром профессор Нимур вызвал меня в лабораторию. Пройти какие-то тесты, вроде прежних. Я решил – все правильно, мне же за это платят, и это важная составляющая моих отчетов, но, пройдя вместе с Бертом эту процедуру в Бикмане, я понял: все, больше не потяну…
Начали мы с лабиринта, который надо нарисовать карандашом на бумаге. Я вспомнил, как я учился делать это быстро и как я соревновался с Элджерноном. Сейчас у меня уходило куда больше времени на решение задачи. Берт в очередной раз протянул мне листок, но я порвал его в клочья и выбросил в бумажную урну.
– Хватит. Никаких лабиринтов. Я в тупике, и этим все сказано.
Решив, что я готов сбежать, он решил меня успокоить:
– Все нормально, Чарли. Не принимай так близко к сердцу.
– Что значит «не принимай так близко к сердцу»? Ты же не знаешь, каково это.
– Нет, но я могу себе представить. Мы же все переживаем.
– Я обойдусь без твоих утешений. Просто оставь меня в покое.
Он смешался, и тут до меня дошло, что это не его вина и зря я спускаю на него всех собак.
– Извини, сорвалось. Как у тебя дела? Закончил диссер?
Он кивнул.
– Перепечатываю. В феврале должен получить докторскую степень.
– Молодчина. – Я похлопал его по плечу, тем самым показывая, что я на него не сержусь. – Продолжай копать. Образование – это важно. И забудь все, что я сказал. Я сделаю все, о чем ты меня попросишь. Кроме лабиринта… с этим покончено.
– Ну, Нимур просит сделать тест Роршаха.
– Хочет понять, что происходит в моей голове? И что же он рассчитывает там увидеть?
Увидев мое расстроенное лицо, он сразу пошел на попятную:
– Это не обязательно. Ты же здесь на добровольной основе. Если не желаешь…
– Ладно. Сдавай карты. Только не говори мне потом, чтó ты обнаружил.
Это не входило в его обязанности.
Я все знал про тест Роршаха: там важны не столько сами картинки на карточках, сколько твоя реакция на них. Картинки в целом или частями, двигающиеся фигурки или застывшие, повышенное внимание к цветовым пятнам или их игнорирование, множество возникающих идей или короткие стереотипные ответы.
– Тест будет недостоверный, – говорю. – Я же знаю, чего ты от меня ждешь. Знаю, какие я должен давать ответы, чтобы сложилась определенная картина моего мозга. Все, что я должен делать…
Он посмотрел на меня в ожидании.
– Все, что я должен делать…
И тут я словно получил удар кулаком в висок – забыл, что я должен делать. Я как бы увидел перед собой четко исписанную школьную доску моей памяти, но когда я попробовал все прочитать, половина слов вдруг оказалась стертой, а вторая половина не имела никакого смысла.
Поначалу я не поверил своим глазам. Я просматривал карточки в панике, так быстро, что захлебывался в словах. Хотелось разорвать эти чернильные кляксы и увидеть, что за ними скрыто. Там лежат ответы, которые я знал еще недавно. Ну, конечно, не в самих кляксах, а в моем мозгу, который придает им форму и значение, а затем накладывает на них свой отпечаток.
Ничего не получается. Не могу вспомнить, что я должен говорить. Все куда-то пропало.
– Это женщина… – бормотал я, – на коленях моет пол. То есть нет… это мужчина с ножом. – Я уже понял, говорю что-то не то, и повернул в другом направлении. – Две фигурки вцепились… в куклу… каждый тянет ее на себя… кажется, сейчас они ее разорвут… нет!.. это два лица, смотрящие друг на друга через оконное стекло…
Одним движением руки я сбросил все карточки со стола и резко встал:
– Довольно. Больше никаких тестов.
– Хорошо, Чарли. На сегодня закончили.
– Не на сегодня. Я сюда больше не приду. Все, что во мне еще сохранилось, ты можешь почерпнуть из моих отчетов. Хватит с меня лабиринта, набегался. Я вам не подопытная свинка. Довольно. Оставьте меня в покое.
– Хорошо, Чарли. Я тебя понял.
– Ничего ты не понял, потому что это происходит не с тобой. Никто, кроме меня, не может ничего понять. Я тебя не виню. Это твоя работа, а еще у тебя диссертация и… только не надо мне говорить, что ты все делаешь из любви к человечеству… У тебя своя жизнь, и мы с тобой на разных уровнях. Я проскочил мимо твоего этажа, когда ехал вверх, а теперь проскочил мимо него по дороге вниз и не думаю, что я снова окажусь в лифте. Так что давай распрощаемся, здесь и сейчас.
– Тебе не кажется, что ты должен поговорить с доктором…
– Передай всем от меня прощальный привет, ладно? Я сейчас не могу никого видеть.
Прежде чем он успел что-то сказать или попытаться меня остановить, я покинул лабораторию, спустился на лифте и покинул университет – навсегда.
Штраус сделал попытку со мной увидеться сегодня утром, но я не открыл дверь. Дайте мне побыть одному.