Цветы лотоса в грязном пруду

— Я даю предателю, — снова заговорил Инагаки, — последний шанс умереть воином! Пусть он сам выйдет на середину этой лужайки и во всем признается. Если он сделает это, то обретет смерть по собственному выбору!

Комацу не вышел. Даже при всем желании он не смог бы сделать и шага. Его колотила крупная дрожь, словно он стоял раздетым на сильном морозе.

— Что ж, — поморщился Инагаки, — ничего другого от труса я не ожидал… Что же вы молчите, господин Комацу? — впервые назвал Инагаки имя предателя.

Услышав свое имя и чувствуя устремленные на него презрительные и гневные взгляды своих недавних братьев: Комацу побледнел еще сильнее, но так ничего и не сказал. Да и что говорить? Якудза могла простить совершившего ошибку, но предателя — никогда! За нарушение омерты только одно наказание. Смерть…

На лужайке появился Такакура с большим медным подносом в руках, на котором лежали короткие ножи. Слишком короткие для того, чтобы сразу убить ими…

Через несколько секунд тело Комацу превратилось в огромную кровоточащую рану. Обливаясь кровью, он упал на траву, но его и здесь доставали удары озверевших при виде крови палачей. Еще через минуту он испустил последний вздох…

Брезгливо посмотрев на распростертое у его ног тело, Инагаки холодно сказал:

— Так умрет каждый предатель!

Обведя не предвещающим ничего хорошего взглядом соратников, он резко повернулся и пошел прочь от места казни. Он предупредил всех…

Глава 13

Кивнув секретарше, Сергей Александрович Соловьев прошел к Веселовскому.

Времени у них было в обрез, и после коротких приветствий он сразу же перешел к делу.

Жизнь Михаила Ивановича Возного, которым основательно позанимались его люди, можно было разделить на два больших этапа и озаглавить их «До» и «После». До института и после него…

До института это был самый что ни на есть законопослушный гражданин. После его окончания — законченный преступник.

Свой первый срок — ни много ни мало десять лет — Возный получил за хищение золота с приисков.

Вернувшись из заключения, Михаил Иванович и не думал завязывать. И снова угодил «в не столь отдаленные». На этот раз на семь годков.

Однако умудрился выйти из колонии уже через два года. «По состоянию здоровья». И на какое-то время затих, видимо основательно поправляя его.

На криминальной сцене он появился только с началом перестройки. И взялся за кооперативы. Да так, что они разорялись один за другим. Правда, сам он при этом обогащался…

Когда в бывшей стране Советов появился рэкет, Возный и здесь внес свою значительную лепту в это новое для России дело.

Именно он создал целую корпорацию рэкетиров, от которой в нужное время, то есть тогда, когда запахло жареным, дистанцировался.

А потом была весьма опасная эпопея с акционерным обществом, которая и привела Возного в конце концов на Дальний Восток.

Правда, его внезапный переезд скорее напоминал бегство, поскольку начавшиеся разборки грозили ему смертью. И только с помощью Слона, известного на весь регион авторитета, его уберегли от заслуженной кары…

И как поговаривали, стоило это Возному дорогого…

В конце девяносто четвертого года Возный создал фирму по закупке сельскохозяйственных продуктов на Хоккайдо и практически все последнее время проживал в Саппоро, где и закончил свой тяжкий путь по-знания мирской суеты в возрасте неполных сорока трех лет…

— А теперь, Леша, — улыбнулся Соловьев, — самое интересное! Занимаясь личными делами экипажей пяти сейнеров, мы установили, что на Р-161 работает механиком некто Петр Елизарович Котий. И уж очень он похож на того человека, чей фоторобот мы с тобой получили из Японии…

— Ты хочешь сказать, что именно этот Котий и побывал на шхуне в ту ночь?

— Не сомневаюсь! — кивнул Соловьев. — Правда, пока у меня нет сведений о его знакомстве с Возным…

— И что он представляет из себя, этот Котий?

— Да так, — поморщился Соловьев, — ни рыба ни мясо! Ни судимости, ни порочащих его связей!

— Ты так об этом говоришь, — усмехнулся Веселовский, — словно недоволен, что наконец-то тебе попался человек, не имеющий порочащих его связей!

— А оно так и есть! — пожал плечами Соловьев. — Зачем он мне без оных?

— Да, — продолжал улыбаться Веселовский, — в этом ты прав! Ты помнишь рассказ Чехова, — уже откровенно рассмеялся он, — о репортере, пришедшем в уголовную полицию для сбора материала для своей статьи?

— Не очень, — рассеянно ответил Соловьев, думая в этот момент, видимо, о чем-то своем.

— У полиции не было проблем ни с шулерами, ни с ворами, ни с сутенерами. Но когда репортер попросил найти ему хотя бы одного порядочного человека, у нее сразу же возникли сложности!

— Вот и у меня их немало, — покачал головой Соловьев. — Ведь брать Котия придется сразу!

— Ладно, Сережа, посмотрим! У тебя все? А то мне надо ехать к мэру…

— Да, — поднялся из-за стола Соловьев, — все!

— Тогда до завтра! — протянул Веселовский приятелю руку.

— До свидания, Алексей!

«Еще только не хватает, — подумал про себя Соловьев, выходя из кабинета, — чтобы и характер у этого чертова Котия оказался близкий к нордическому!»