Он не договорил и ожесточенно махнул рукой. Потом, не глядя на лейтенанта, попросил:
— Я еще покурю?
— Кури!
Однако покурить ему не пришлось. Где-то впереди послышался шум мотора. Иэнага приник к прибо-ру ночного видения и метрах в трехстах увидел шхуну. И сразу же со стороны моря послышался шум другого мотора.
— Пора! — негромко произнес Иэнага, надевая на спину баллоны с кислородом. — Если я не вернусь через час, действуй по обстоятельствам. И помни: сейнер не должен вернуться в порт!
— Хорошо, Ёритомо! — хлопнул лейтенанта по плечу своей тяжелой ручищей Камата. — Удачи!
Иэнага быстро поплыл к шхуне. Время от времени появляясь на поверхности, чтобы убедиться в правильности курса, он снова уходил под воду. В последний раз он вынырнул метрах в тридцати от сейнера и услышал чью-то отборную ругань по поводу плохо закрепленных ящиков.
— «Да, — мрачно усмехнулся про себя Иэнага, — ящики вам надо закрепить как следует!»
Он подплыл к днищу сейнера, скользкому от прилипших к нему водорослей. Достав из резинового мешка взрывное устройство, он с помощью двух магнитов прикрепил его к обшивке. Убедившись, что заряды хорошо держатся, он похлопал по днищу сейнера рукой, словно прощаясь с ним, и развернулся на обратный курс.
Отплыв от сейнера, он позволил себе полежать минуты три на спине, глядя во все еще затянутое низкими тучами небо. Неожиданно он вспомнил рассказ Каматы и чуть было не рассмеялся. Чудные люди! Как можно страдать из-за какой-то изнасилованной женщины? Да еще в течение стольких лет? Неужели Камате больше нечем заняться, как только вздыхать и курить одну сигарету за другой? А ведь с виду он производил впечатление сильного мужчины!
Неужели это так страшно потерять что-то или кого-нибудь?
За тридцать с лишним лет жизни Иэнага не встретил ни одного человека, который бы чего-нибудь да не боялся. Одни боялись бедности, другие потери богатства, третьи еще чего-нибудь. И всех объединял страх смерти…
Он прекрасно видел, в какое испытание нервов превращался каждый «выход в свет» его оябуна. У него было, казалось, все. И власть, и богатство, и сила. А значит, и тройной страх! И имея почти все, он не имел главного. Душевного равновесия. Без чего не могло быть настоящей жизни…
Иэнага медленно поплыл к лодке. И когда, пере-валившись через борт, снял с себя маску, встревоженный его опознанием Камата с облегчением вздохнул.
— Наконец-то! Я уже начал волноваться!
— Все в порядке, — улыбнулся Иэнага. — Скоро рванет!
— Хочешь кофе?
— С удовольствием, — кивнул, снимая резиновый костюм, Иэнага.
Камата вытащил из лежавшего на корме «дипломата» расписанный драконом термос и разлил кофе.
Пристав часа через полтора к берегу, они пробили в днище лодки большую дыру и затопили ее вместе со всем скарбом. Затем быстро поднялись к шоссе, где их ожидала машина.
Взрывное устройство сработало точно в назначенное время. Сейнер взорвался километрах в полутора от берега, и огромный столб пламени был прекрасно виден с берега. Наконец-то «Кавагиси-гуми» смогла нанести ответный удар! Кумэда потерял тридцать человек, среди которых находился и незадачливый Ариката Огава. Человек, сам подписавший себе смертный приговор…
Глава 16
Покатился после показания Котия клубочек под гору и докатился наконец аж до самого Нижнеангарска. А от него — и еще дальше, в самую что ни на есть глухую тайгу.
Прикатил сюда вместе с ротой ОМОНа и полковник Сергей Александрович Соловьев, ради такого интересного и еще не виданного в его богатой практике случая.
И ОМОН взял с собой совсем не случайно. Уж кто-кто, а он-то хорошо знал, что в этих дремучих и поныне местах поговорка «закон — тайга, а хозяин — медведь!» не просто тяга к фольклору!
А он у местной публики был весьма оригинальным!
Впрочем, Сергей Александрович очень надеялся на благоразумие находившихся сейчас в тайге людей. Выхода у них не было. Они были окружены…
Но надеялся он, как выяснилось, зря. Пострелять им все-таки пришлось. Хотя и недолго. На раздавшиеся после его произнесенного по громкоговорителю вступительного слова автоматные очереди омоновцы ответили таким ураганным огнем, что сразу же отбили охоту к сопротивлению.
И уже очень скоро после этих «переговоров» к Соловьеву подошел рослый и заросший бородой по самые удивительно светлые глаза мужик лет пятидесяти пяти и совершенно спокойно сказал:
— Все, начальник, твоя взяла! Вяжите!
И повязали.
Но в Сахалинск из всей бригады захватили только одного.
Того самого бородатого…
Допрашивали Кутакова сразу же по прибытии в Сахалинск.
На допрос пришел и Веселовский, которому было интересно взглянуть на этого сильного мужичину. Да и послушать тоже.
А он обещал рассказать много интересного. Так и сказал Соловьеву, когда тот начал было предварительный допрос: «Не торопись, начальник, все расскажу! Только давай на место приедем! Не люблю суеты!»
Он и в кабинет Соловьева вошел как-то по-хозяйски. Без малейшей робости. Словно это он сам должен был проводить тут допрос.