— Почему не может? Из-за статистики?
Тереза различила нотки сарказма в его голосе, но спорить у нее не было сил.
— Да потому, что подсознание руководит нами определенным образом.
— А если на этот раз все по-другому? Если его мозг отличается от остальных?
Тереза едва его слушала.
— Тогда мы имеем дело не с человеком, инспектор. Отыскать бы в этих случаях хоть что-то общее, хоть один повторяющийся паттерн…
— Он крадет органы чувств.
— Что?!
— Зрение. Обоняние. Слух. Именно это он отбирает у своих жертв.
Тереза застыла в изумлении. Как она могла упустить это связующее звено? Интересно, объясняет ли догадка Марини события в Травени? Действительно ли монстр — как его окрестили журналисты и местные жители — пытается найти то, чего лишен: возможность
Вырисовывалась страшная картина — по округе бродит некто, способный разработать сложный план с четко намеченной целью. Значит, он ни перед чем не остановится, пока не добьется своего.
Тереза взглянула на Марини.
— Кажется, интуиция тебя не подвела, — проговорила она.
Он вытаращился на нее.
— Интуиция? Я бы сказал, умозаключение.
Но Тереза его больше не слушала: ее голова была занята попытками выстроить логичную картину из новых разрозненных фрагментов.
— Органы чувств. Части лица. Самоидентификация? — спросила она, обращаясь скорее к себе, чем к Марини.
— Думаю, «похититель чувств» лучше всего подходит к нашему случаю, — все еще обиженно ответил он.
— В психоанализе самоидентификация — это самая примитивная форма эмоционального влечения. Так сказать, первобытная любовь.
Марини ухмыльнулся.
— Выходит, он любит своих жертв, поэтому и убивает, — съязвил он.
— Нет, он их не любит. Тут дело в другом. Он чего-то жаждет. Идентификация всегда бивалентна: она состоит не только из проявлений нежности, но и из желания уничтожить.
— Я вас не понимаю.
— Вспомни хотя бы оральную стадию сексуального развития у детей: по Фрейду, дети всё тянут в рот. Чем больше им нравится предмет, тем сильнее им хочется его проглотить.
Прервав их разговор, к ним подошел Кнаус:
— Доктор Ян говорит, что вы можете опросить девочку.
Лючия им не доверяла. Чтобы расположить к себе ребенка, Тереза решила не спешить. Комиссару не хотелось пугать девочку вопросами, от которых та еще сильнее замкнется в себе.
Она держала девочку на коленях до тех пор, пока та не перестала дрожать. Затем осторожно развернула к себе.
— Не бойся, малышка. Все, что ты сейчас скажешь, останется между нами, — успокоила Тереза ребенка, понимая, что малышка боится выдать отца.
— Поклянись!
— Клянусь, — без колебаний ответила Тереза, положив руку на грудь.
И девочка рассказала ей о незнакомце, позвонившем ночью к ним в дверь, о следах крови на крыльце и о той спешке, с какой отец перерыл весь дом сверху донизу.
Тереза надеялась, что девочка никогда не узнает, что это была кровь ее мамы. Видимо, отец заставил ребенка все вымыть, чтобы замести следы.
— Как ты думаешь, кто так плохо поступил с твоей мамой? — наконец спросила она.
— Призрак из леса, — без запинки ответила девочка.
— Ах, призрак! А ты с ним разговаривала?
Лючия покачала головой.
— Нет, он только смотрит. Может, не хочет говорить, а может, не умеет. Но ночью он говорил. Это он к нам приходил.
Тереза почувствовала, как что-то щелкнуло у нее внутри.
— Призрак, который часто смотрит на тебя, этой ночью приходил к вам домой? — для верности уточнила она.
Девочка утвердительно кивнула.
— А как он выглядит? — спросила Тереза. — Можешь его описать?
— У него не голова, а череп.
36
Диковинный зверь с грозным ревом несся по лесу. На черном лакированном панцире красовались череп и скрещенные кости. Животное ломало ветки и кустарники, вырывало камни из земли. Испуганные птицы спешно покидали сбитые гнезда. Из чрева зверя доносилась какофония из шума и взвизгов.
Сметая все на своем пути, в клубах выхлопного газа, внедорожник лихо мчался по непроезжим тропам. Миновав ручей, он поднял в воздух столпы брызг и ледяной крошки. Чем дальше он забирался в лес, тем чаще встречал на своем пути новые свидетельства человеческого вторжения: то тут, то там попадались вырубленные площадки с кучами выкорчеванного кустарника, где простаивала техника для земляных работ, напоминавшая уснувших железных носорогов. Проект новой лыжной базы набирал обороты — обороты по вырубке леса.
Четверо юнцов в салоне, одурманенные алкоголем и вседозволенностью, вопили во всю глотку и глушили пиво.
— Жми на газ! — орал один из них, грозя кому-то в небесах кулаком.
Он ощущал себя молодым божком-разрушителем, презирающим границы дозволенного и окрестные красоты.
На очередном подъеме машина с громким фырканьем заскользила вниз. Шины, вырывая мох, забуксовали в почве. Внедорожник потерял управление и съехал на грунтовку.