Цветы над адом

Ян на мгновение закрыл глаза и тяжело вздохнул. Казалось, он сильно устал и как-то сразу постарел.

— Но мы нашли в заброшенном сарае вот это, — сказала Тереза, протягивая ему дневник Вальнера в прозрачном пакете.

Ян взглянул на дневник.

— Что это? — поинтересовался он, надевая очки.

— М-м… Описание эксперимента, — ответила Тереза. — Эксперимента над двумя детьми, которых похитили и удерживали в неволе здесь, в горах.

Тереза заметила, как врач вздрогнул.

— Здесь?! В Травени? Этого не может быть!

— Личность одного нам известна: это убийца и похититель, которого мы разыскиваем. А о втором неизвестно ровным счетом ничего. Я думала, вы сможете нам помочь.

— Я?

— Никто из местных не обращался к вам с просьбой сделать аборт? Речь идет о событиях тридцатилетней давности, но такие случаи, как правило, не забываются.

— Я никогда не занимался подобными делами. Совесть не позволяла.

— Я никоим образом не сомневаюсь в вас, доктор. Просто мне пришло в голову, что эта женщина могла бы родить, а потом избавиться от ребенка другим способом.

— И каким же?

— Отдать тому, кто пообещал сохранить ее тайну. Не припомните, в то время здесь не появлялся чужак, говоривший по-немецки?

Лицо Яна помрачнело.

— Комиссар, мы все говорим на двух, а то и трех языках. Мы все полукровки и гордимся этим. Бывает, конечно, встречаем в штыки пришлых, я этого не отрицаю, но никто бы никогда не отдал своего ребенка, особенно чужаку. В Травени не могло произойти такой жуткой истории. Как вы видите, люди здесь верующие.

— Вчера вечером в пабе вы говорили прямо противоположное, — возразила Тереза. — Вы сказали, что от детей часто отказывались, а то и вовсе делали так, чтобы те не появились на свет.

— Людей на это толкал голод. В том не было ничьей вины. Но это было давно, очень давно. В далеком и тяжелом прошлом.

— Может, тяжелое прошлое аукнулось лет тридцать назад? Вы так не думаете?

— Нет, комиссар, совершенно исключено, — сдержанно ответил врач. — Найдите ребенка и сделайте так, чтобы монстр, укравший его у матери, предстал перед земным или перед высшим судом. Но ради Бога, не тратьте здесь попусту свое время. Ни в настоящем, ни в прошлом вы не найдете у нас ни виновника, ни способа вернуть Маркуса домой. — Затем, указав на церковь, он добавил: — Помо́литесь с нами?

Тереза подняла глаза на позолоченное распятие, поблескивавшее наверху шиферной крыши.

— Моя молитва — это моя работа, доктор, — ответила она, опустив дневник в сумку. — Мне пора возвращаться на место поисковой операции.

— Да поможет вам Бог! — попрощался с ней Ян, приподняв шляпу.

Тереза смотрела ему вслед. Казалось, врач раздавлен горем: он шел, сгорбившись сильнее, чем обычно.

К ней подошел Марини.

— Получили ответы на свои вопросы?

— Еще нет.

— И что будем делать?

— Копнем поглубже.

69

Темнота обволакивала биение их сердец, словно влажное лоно. Впервые за много лет он ощущал рядом живое дыхание.

Снизу пахло землей. С каменных стен сочилась вода, и плач ребенка сливался со звуком капели. Он принес его в безопасное место, где их наверняка не найдут преследователи. Вокруг было темно, и поэтому он прижимал к себе младенца покрепче, чтобы тот не боялся, ощущая тепло его тела.

Со временем он научит его не пугаться темноты и закрытых помещений, горных пиков и глухих ущелий, но сейчас учиться предстояло ему: нужно было понять, как успокаивают младенцев. Он видел, как это делают женщины в деревне, и пытался воспроизвести плавное покачивание рук и ласковые звуки, слетавшие с губ. Вот только из его рта выходило глухое мычание.

Намочив краешек ткани, он поднес его ко рту младенца. Раздалось жадное чмоканье. Он не видел лица ребенка, но знал, что тот уже различает его голос, заслышав который, сразу же перестает плакать.

Детский плач с ним что-то делал. Внутри, в груди, там, где мощная мышца качает по жилам жизнь, все как бы ускорялось. Хотелось немедленно взять младенца на руки и прогнать прочь его страхи. Он понимал, что все живые существа были маленькими, даже он. И в такие моменты он задавался вопросом, а кто успокаивал его плач и прогонял его страхи? Какое лицо оберегало его сон над колыбелью?

Этого он вспомнить не мог и снова ощущал себя одиноким.

70

Что со мной станет, если мы так и не отыщем ребенка или лес вернет только его бездыханное тельце?

Я боюсь, этот страх вытеснил все остальные мои опасения. Я могу выдержать все, но не потерю еще одного ребенка.