Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

Если отбросить все эти запутанные личные отношения, истинным вдохновением — и гибелью — Олеси была ее наркотическая зависимость. Сергей Троянский, путешествуя во Львов и обратно, возил наркотики: говорят, что он по велению Олеси стал одним из постоянных поставщиков в хипповском сообществе, зарабатывая при этом весьма скромные суммы[1082]. Небольшая экономическая выгода этого бизнеса не могла компенсировать все более длинные периоды времени, проводимые под наркотиками, разрушение ее брака и общую деградацию. После того как Олеся умерла от рака в 1995 году, осталась память о ее хриплом сильном голосе и история удивительной личности, которая находилась в центре московской андеграундной жизни. Переплетение хиппи, богемы, нелегалов и истеблишмента (многие друзья Олеси, как это было в целом среди хиппи, происходили из влиятельных семей) очень напоминало салон Светы Марковой конца 1960‐х — начала 1970‐х годов. Все это еще раз подчеркивает важную роль женщин в создании и поддержании скорее социальных связей, а не иерархического лидерства. Очень похожая динамика наблюдалась среди сообщества диссидентов-правозащитников и также прослеживалась в фотографиях и кратких описаниях, представленных Лорик Пятницкой в фотоантологии муз и партнерш художников-нонконформистов[1083]. Эту роль и по сей день продолжают играть женщины — бывшие хиппи сообщества Москвы и Санкт-Петербурга. Именно они организовывают встречи, совместные походы на концерты и поддерживают многие интернет-форумы, которые сегодня служат связующим звеном для стареющего сообщества.

ОТ ДЕВУШКИ К ГЕРЛЕ

Женщины-хиппи не только рассказывали мне истории, в которых были новые — или другие — герои, но еще у моих собеседниц был иной тон, несмотря на то что они затрагивали те же темы, что и их приятели-мужчины. Можно было заметить большую разницу в важных деталях между мужскими и женскими повествованиями. Женщины-хиппи более откровенно говорят про эмоции, лежащие в основе хипповской жизни. В их воспоминаниях также больше описания «нормального» советского мира. Во многом это более мрачные истории, обнажающие менее приятные стороны жизни андеграунда. И все же это не история подавления и доминирования. Это также не история, в которой бы женщины-хиппи возвышались на фоне мужчин-хиппи. Но как раз это небольшое отличие от того, что часто считается нормативным опытом хиппи, делает женский опыт таким трудным для анализа. Женская история не вписывается во многие предвзятые представления. А то, что не вписывается, должно быть подогнано — или это нельзя использовать вовсе.

Путь девушек в хиппи во многом был похож на тот, которым в сообщество попадали мальчики. Молодые люди встречали одних хиппи, потом других, затем начинали с ними тусить, одеваться как они, слушать ту же музыку и однажды просыпались и понимали, что теперь тоже хиппи. Однако путь от советской девушки к хипповой герле имел свои характерные особенности — и в том, как это случалось, и в том, как об этом потом рассказывалось. Надежда Казанцева познакомилась с московскими хиппи благодаря двум девушкам, которых встретила на улице. Девушки, по ее словам, были «легкого поведения, ну очень легкого!». С одной стороны, она внутренне их осуждала (как это часто бывало, советских женщин строже всех судили сами советские женщины), с другой — они привлекали ее своей прямотой и искренностью. Они ей говорили: «Слушай, ты ничего не понимаешь. А ты знаешь, что есть хиппи?» Они рассказали Надежде о том, что существуют люди, которые носят брюки на бедрах. Несмотря на такое поверхностное описание, Надя сразу же ими заинтересовалась. До этого она в течение многих лет пыталась понять, почему люди, которые в душе такие хорошие, все выглядят настолько одинаково: серо и безлико. Однако вскоре она встретилась с Офелией, и все сразу встало на свои места. Офелия была студенткой и интеллектуалкой, но в первую очередь Надя обратила внимание на ее невероятный внешний вид. «У нее был супероблик», — вспоминает она, отмечая огромные голубые глаза Офелии, накрашенные «сильно, почти до неприличия». Но на этот раз Надя увидела художницу, а не «девушку легкого поведения»[1084]. Офелия соответствовала представлениям интеллигентной Нади о том, что настоящее бунтарство должно основываться на идеях, даже если оно выражает себя преимущественно внешними признаками. Надя, казалось, совершенно без всякой ревности признавала красоту и интеллект Офелии:

Мы познакомились, и Света мне стала рассказывать о том, что такое хиппи, что это не просто длинные волосы и какие-то брюки, что это идеология, идеология протеста против рутины, протеста против тупости, протеста против скуки, протеста против серости, протеста против жестокости, против войн любых… Это был первый раз, и Света была журналистом и очень красиво говорила. Не просто красиво говорила, она это все любила, она это все это принимала, была чистой, как ангел, я подумала: «Боже, какая умница, какая замечательная и красивая девушка»[1085].