– Всем воздать уважение нашей храброй принцессе! – заорал пират снова.
Толпа согласно взревела, и общий гул усилился в десятки раз. Теперь каждый норовил оказаться как можно ближе к костру и «воздать уважение», что выражалось чаще всего в каком-нибудь приветственном крике, горстке высыпанных на него цветов и лент и изредка – в попытке прикоснуться, но Аргза, периодически исчезавший в толпе за новой порцией алкоголя, охранял свою территорию столь ревностно, что желающих на эту территорию посягнуть постепенно становилось все меньше.
Сколько так прошло времени, Сильвенио не знал. Давно стемнело, а костер все пылал до небес, и люди не прекращали праздновать. Шуба была тяжелая и давила на плечи, однако при этом спереди она почти не согревала от холодного ночного ветра, а сзади, со спины, его заставлял обливаться потом жар костра. У Сильвенио давно пересохло во рту и кружилась голова, желудок сводило от голода, но в рот не лезло ни куска из-за тошнотворных запахов, окружавших его со всех сторон.
– Сир… – позвал он наконец. – Сир, я действительно очень устал… Пожалуйста, позвольте мне уйти.
Аргза, который уже довольно долго никуда не уходил, а стоял, уткнувшись лицом в его колени и обнимая за талию – благо высота «трона» позволяла, – поднял на него полные бессмысленного, бездумного обожания глаза. Нежно ему улыбнулся.
– Позвольте мне уйти, сир?
– М-м-м…
– Сир.
– Я слышу, Лиам. Тебе здесь не нравится?
Он вздохнул. Каким нужно быть эгоистом, чтобы этого не понимать?
– Нет, милорд, не нравится.
– Хм… ладно, пташка, можешь идти. Иди в мою комнату и жди меня там.
И он его наконец-то отпустил.
Сильвенио добрался до корабля, уже посаженного на поверхность Данара, и долго принимал там душ в личной ванной Паука. Потом в изнеможении свернулся клубком на кровати и почти сразу же уснул.
Поспать, правда, толком не удалось: судя по ощущениям, прошла всего пара часов после соприкосновения его головы с подушкой, когда он услышал стук двери и тяжелые заплетающиеся шаги. Не слишком громкие – но он привык просыпаться сам, слыша возвращение хозяина комнаты. Он приподнялся на локтях, сонно моргая, пока Аргза заваливался рядом.
Следующий момент он помнит очень хорошо, этот момент – один из тех, которые он позже, много позже, разбирая свои мотивы, назовет переломными. Правда, тогда он этого еще не знал, и тогда момент переломным вовсе не казался.
Глаза Аргзы – как и
Он говорит:
– Я люблю тебя.
Он говорит:
– Я
Он говорит:
– Черт, я никому еще такого не говорил. Ты… что ты со мной делаешь, чертов мальчишка? Мне хочется убить тебя за это. Я мог бы… так легко было бы просто… – Пальцы ложатся ему на шею: хватит лишь небольшого усилия, чтобы выдавить из него жизнь. – Но – нет. То, что ты делаешь со мной… продолжай. Мне почти нравится. Тебя, пташка, на удивление легко любить…
Он говорит:
– Не молчи.
Он говорит:
– Скажи… что-нибудь?
И Сильвенио прикрывает глаза, отвечая:
– Вы пьяны, сир. Готов поспорить, вы сейчас всех любите, кто попадется вам на пути. Поэтому я сейчас даже не буду пытаться доказать, что вы ошибаетесь, принимая за…
– Поэтому, – перебивает его варвар, непонятно усмехаясь, – поэтому я никогда не скажу тебе этого на трезвую голову. Ты всегда найдешь причины мне не верить: пусть лучше этой причиной будет алкоголь. Я, видишь ли, ненавижу чувствовать себя глупцом.
Он вздыхает – глубоко вбирает в себя воздух, словно дышать ему почему-то сложно. И он говорит:
– Спокойной ночи, Лиам.
Потом он сгребает его в охапку и засыпает прямо так, не раздеваясь. А у Сильвенио в голове бьется одна-единственная мысль: «До чего же убедительно некоторые люди врут».
[Запись в бортовом журнале номер LK0AI509087_026:]
«Если бы он спросил меня напрямик, что я мог бы ответить? В шестнадцать я бы сказал: это невозможно, никогда, ни за что. Сразу после смерти Джерри ответ был бы тем же. Но сейчас… Я думаю, он меняется. Я думаю, он способен стать лучше. Способен ли я ответить ему, если это произойдет? Не знаю. Я просто не знаю».
[Запись удалена.]
Глава 9
Календула