Цветы в Пустоте. Книга 1

– Что? Я… я думаю, что справлюсь с пилотированием, если немного потренируюсь, но… разве это не ваша работа? Я имею в виду, раньше вас вроде бы вполне устраивало заниматься этим в одиночку, и…

Аргза молчал, по-прежнему глядя куда-то в чернеющую за окном пустоту. Сильвенио, проверяя возникшее вдруг предположение, медленно провел перед его лицом ладонью, затем еще раз и еще, перекрывая свет от экрана консоли.

Глаза пирата за его ладонью не следили.

– Хватит махать у меня перед носом… чем бы ты там ни махал. – Аргза вдруг скривился и оттолкнул его руку от себя. – Или думаешь, я решу, что это такой сквозняк?

Он закусил губу и выпрямился.

– Сир… вы…

– Да. Я абсолютно ни хрена не вижу. Сетчатку обожгло. Наш штатный очкарик сказал, что это временно, так что отставить панику. Если у тебя больше нет вопросов, будь добр, поставь пока эту посудину на автопилот и сам найди более-менее безопасный курс. Можешь скачать себе какой-нибудь симулятор и потренироваться пока на случай, если на нас нападут и придется маневрировать вручную.

– Да, но… доктор ведь наверняка сказал вам наложить на глаза повязку? Так сетчатка восстановится быстрее, и я бы на вашем месте последовал его совету…

Аргза резко наклонился вперед, как отпущенная пружина, – так, что он невольно отшатнулся, – и больно ухватил его за локоть.

– Ты не на моем месте, – отрезал он сухо. – Черта с два я буду ходить с этой гребаной повязкой, давая каждому встречному, в том числе и своим подчиненным, повод думать, будто я какой-то беспомощный калека и меня может надурить любой желающий! Я скажу тебе так, пташка: твою умную и полезную голову я, разумеется, отрывать не буду в отличие от головы доктора, но тебя, если проболтаешься о моей слепоте даже случайно, тоже не ждет ничего хорошего. Ты меня понял?

Сильвенио, забывшись, торопливо закивал, и только потом спохватился и заверил его в своей понятливости вслух. Иногда паранойя этого человека, подумалось ему, выходила за всяческие разумные пределы…

С каждым последующим днем недоумение Сильвенио только возрастало. Откровенно говоря, он уже и сам не знал, восхищается ли он упертостью Аргзы или же осуждает ее, но одно было ясно: раз приняв какое-либо решение, варвар следовал ему до самого конца. И уж если он вздумал скрывать ото всех свою слепоту, то делал для этого все, что в его силах. На первый взгляд его распорядок дня не изменился ни на йоту. Он вел себя все так же уверенно – шагал твердо, не спотыкался, поскольку досконально знал свой корабль, не ходил с тростью, не шарил руками по стенам и окружающим предметам, по-прежнему бил провинившихся рабочих и проводил грабежи встречных кораблей. Даже более того – иногда лично руководил атакой. Неудивительно, что никто так ничего и не заметил. Даже Сильвенио, признаться, почти поверил, что слепота если и была, то исчезла после первого же дня. Почти – потому что все-таки знал правду: видел, как раздуваются порой ноздри Аргзы, как он чутко, неуловимо дергает головой на каждый непривычный звук, как он сжимает иногда челюсти, если нужно разобраться с какими-то мелкими деталями на глазах у своих солдат. Когда же ему не помогали его звериные инстинкты и обострившиеся в обмен на зрение другие чувства, он просто безмолвно приказывал Сильвенио побыть его глазами, и тот телепатически подключал его к собственному зрению. Часто такое проделывать он, правда, не мог, потому что после чересчур длительного «подключения» у Сильвенио нещадно болела голова – тогда весь оставшийся день он был вялым и рассеянным. Он отказывался предоставлять эту услугу только тогда, когда пират намеревался кого-то прикончить, пользуясь его глазами. Так что Аргза либо великодушно оставлял ничего не подозревающей жертве жизнь, либо убивал ее сам. И в такие моменты он выглядел так зловеще, что Сильвенио казалось: варвар слышит, как бьется сердце его цели. Рассуждать об этом можно было сколько угодно, но факт оставался фактом: за все это время Аргза ни разу не промахнулся.

Впрочем, одно явное изменение все же наблюдалось. Теперь ночами Аргза, убедившись, что основная часть экипажа спит, отправлялся в тренировочный зал, где обычно муштровались солдаты, и там, в одиночестве, заново учился сражаться. На манекенах, правда, упражняться было гораздо труднее, потому что механические куклы издавали только монотонный скрежет при движении и одинаковый на всех слабый запах железа и пластика. Сильвенио не знал, как он с этим справляется и справляется ли вообще, но в постель Аргза возвращался уже под утро, вымотанный до предела и совершенно обессиленный. Тем не менее спать в свою комнату Сильвенио не уходил: ложась в постель, Аргза теперь как-то по-особенному бережно прижимал его к себе, словно бы только его присутствие помогало ему хоть как-то расслабиться, и в такие моменты Сильвенио очень остро ощущал, насколько непривычно этому сильному, выносливому человеку вдруг оказаться в чем-то таким слабым. Аргза ничего не говорил ему ночью, но в его молчании отчетливо улавливалась окутавшая его смутная тревога и изрядно беспокоивший его вопрос.