Цветы жизни (СИ)

И всё-таки, медленно, но верно моя детская тяга к несбыточному посерела и отмерла. Пустота внутри, оставленная после изнуряющей борьбы с самим собой, точно выжженное поле, закономерно принялась заполняться тем, что поступало ко мне извне. В кого я превращался? Хозяин своего окрепшего тела, теряющий упряжку собственных чувств и мыслей, летя на всех порах навстречу шипам взрослой жизни. А не напороться на них я при всём желании не мог: в тюрьме даже замёрзших цветочных лугов и полей отродясь не водилось (разве что таковыми можно считать детские колонии с малолетними отморозками, щеголявшими в их стенах), — сплошь высохшая степь, исполосованная густыми вереницами безымянных убийц-колючек.

Что до прогнозов Сноука о моих недоразвитых, но развивающихся способностях, они постепенно сбывались… буквально у меня на глазах. Многие личности, как он и предрекал, переставали быть для меня устрашающей загадкой. Всех тёмных лошадок я учился видеть и издалека, и в добавок, насквозь. Оглянуться не успел, как убедился уже не на чьих-то словах, а на собственном опыте, что действия каждого конкретного индивида вполне можно было предугадать, а значит и предотвратить при желании. Чьи-то страхи были столь очевидны, что не использовать их себе во благо было бы грех. Боль и затаённая обида одних могла сыграть мне на руку, чем я и пользовался. Даже злоба и агрессия поддавалась пусть не всецелому контролю с моей стороны, но я мог задать им наиболее предпочтительное направление, отвращая от себя и перенаправляя на более слабого, что стоял рядом. Иным словом, в моих отношениях с людьми царил полный порядок: с одними следовало поддерживать нейтральные отношения, с другими — враждебные, а с третьими — приятельские. Понятная, простая схема, благодаря которой я прекратил распыляться на бессмысленные драки, направляя силы в конфликты, имеющие под собой серьёзную основу.

Больше я не выживал в этом месте — Сноук научил меня жить здесь. Жить так, что мне больше не требовалась новая доза страданий в доказательство, что я — всё ещё я, а все несчастья, если они всё же приключались со мной, были иного сорта. Я работал над собой так усердно, что и скука страшилась моей все возрастающей жизненной энергии и отступала прочь, пока я проводил время в качалке или плыл среди моря отбросов, заключая договора и пакты о перемирии, или наоборот, подстрекал к очередному бунту.

Занятый изо дня в день по самое не могу, я отдавал себе отчёт, что всё происходящее является не константой, но плацдармом для чего-то большего, того, что ждало меня на свободе, когда я выйду. Все уроки, преподанные мне Сноуком — не более чем вдумчивая и неторопливая тренировка перед тем, как мы с ним сможем, наконец, воскресить его империю, лежащую в руинах. Я не заметил, как стал грезить этим днём, взывать к нему, стараясь быть терпеливым и познавать криминальные азы и глубины со всем прилежанием, свойственным каждому из людей Сноука. Вот оно, моё будущее, ждавшее меня за горизонтом, дело моей жизни, цель моего выживания, растраченный остаток моей совести…

Да, совесть тоже потихоньку отмирала, но я не грустил об этом. Как и со всем прочим, свято место пусто не бывает — и ей найдётся замена. А пока место всё ещё вакантно (я уже чувствовал, как бессовестность стучится, стоя у порога), я собирался проститься с этой стервой-спиногрызкой как следует, использовав лучшее, что она когда-то давала мне…

Торжественный день прощания был назначен мною заранее, и продиктован он был жизненной необходимостью. Уставший от зловещего постоянного перехода от одного меня к другому при разговорах с Люком и Сноуком, я был вынужден признать, что кое в чём я всё-таки облажался. Сразу почуяв неладное, я тем не менее не смог предвидеть истинные масштабы, в каких на протяжении последних пары лет меня изводила разница между двумя «школами». Но палач Время, как это всегда бывает, всё расставило на свои места, поднеся вплотную к моему носу единственный возможный выход, словно вспомнив, что однажды оно было доктором Время для меня. Мне и правда требовалась помощь: я был не в силах и дальше смотреть в глаза одного и признавать его истину так, словно в душе я нехотя лицемерил, соглашаясь и кивая. При этом я мог совершенно искренне соглашаться или с полной уверенностью отрицать какую-либо мысль. Упорно не хотел считать себя двуличным ублюдком, а как знать, быть может и стоило? Может это помогло бы разорвать порочный круг чуточку раньше, сделать иной выбор, пойти другим путём?..

День, когда я на годы вперёд определился с наставником, прощаясь с последними, покидающими сердце угрызениями совести, я запомнил навсегда…

— Когда вы улетаете? — я смотрел на фото одиннадцатилетней девочки в невзрачном платье и на вымученную ради фотографии улыбку на её лице. Малышка росла так быстро, а у меня не получается радоваться этому так, как должно.