Цыганка из ломбарда

Я, Гвидо из Флоренции, изготовил этот кинжал, спрятанный в серебряном распятии, чтобы убить графа Луи из Франции и мою неверную жену Бьянку, которая с ним обманула меня. Поскольку я, возможно, не смогу поразить их в самое сердце, я смазал этот клинок смертоносным ядом, отчего нанесенная им малейшая царапина приведет к смерти. Написав это предупреждение, я помещу его в распятие, дабы тот, кто найдет его, остерегался касаться острия и дабы он мог пустить в ход это оружие, чтобы прикончить свою неверную жену, как это собираюсь сделать я.

Написано во Флоренции, в Тоскане.

Гвидо

Прочитав статью о трагедии, Агарь посмотрела на эту записку и задумалась.

— Выходит, Карлино убил свою жену и ее любовника, — сказала она себе. — Но как так получилось, что он оказался ранен сам и умер от яда?

Но на этот вопрос не было ответа, ибо Агарь так и не узнала, что Барди нанес себе рану, чтобы спасти свою жизнь, и тем самым умертвил себя так же верно, как это сделало бы правосудие.

Глава VI Пятый клиент и медный ключ

Несколько приключений, в которых принимала участие Агарь, пробудили в ней жажду романтики. Узнать, что за странные истории таятся за заложенными предметами; выяснить, что с ними было в прошлом и проследить судьбу вещей в будущем, — вот что доставляло большое удовольствие девушке, придавая интерес ее, в общем‑то, скучной жизни. Она начала осознавать, что романтики в наши дни больше, чем готовы признать современные скептики. Не нужны тропические пейзажи, старинные таверны и разрушенные замки, чтобы породить романтические чувства. Дело в человеческом сердце, человеческой жизни… И даже в ламбетском убогом ломбарде романтика расцветала и распускалась, словно цветок, пробивающийся между скучными городскими камнями. Романтика ежедневно являлась молодой цыганке даже в ее прозаической деловой жизни.

Из гигантского зуба, непогребенных костей и громадного следа Кювье[20] смог воссоздать удивительный доисторический мир. Подобным же образом из какой‑то пустяковины, отданной в залог, Агарь узнавала истории, достойные «Тысячи и одной ночи», такие же фантастические, как история Жиля Бласа[21]. Такая же романтическая история скрывалась и за отданным в залог медным ключом.

Человек, который заложил его, с виду напоминал восточного мудреца; а сам ключ искусной работы, позеленевший от патины, возможно, запирал башню дона Родерика[22]. Владелец ключа зашел в ломбард однажды утром незадолго до полудня, и при виде его морщинистого лица и почтенной седой бороды, закрывавшей грудь, Агарь почувствовала, что это не обыкновенный клиент. Грубовато поздоровавшись, старик бросил бумажный пакетик, который звякнул, ударившись о прилавок.

— Посмотрите на это, — резко сказал он. — Я хочу заложить его.

Никоим образом не обеспокоенная грубостью клиента, Агарь развернула пакет и обнаружила в нем скатанный в трубку холст. Размотав его, она увидела небольшой тонкий медный ключ. Выступы бородки были почти на одном уровне со стержнем ключа, так как состояли всего лишь из пяти или шести медных колючек, окружающих через неравные промежутки круглый стержень. Однако головка была богато изукрашенной и необычной, по форме напоминающей посох епископа. В крюке пастырского посоха находились буквы «К. К.», сплетенные в замысловатый вензель. В общем и целом этот ключ, по‑видимому очень древний, был красивым и искусно выполненным изделием, но не имел никакой ценности для торговца редкостями. Агарь тщательно осмотрела ключ, покачала головой и бросила его на прилавок.

— Я не дам вам за него и пяти шиллингов, — презрительно сказала она. — Ключ ничего не стоит.

— Ба, девушка! Вы сами не знаете, что говорите. Посмотрите, как искусно он сделан.

— Сделан великолепно, спору нет, но…

— А вензель, вы, слепая летучая мышь! — перебил старик. — «К. К.» означает «король Карл».

— О, — сказала Агарь, снова взяв ключ и поднеся его к окну. — Значит, это исторический ключ?

— Да. Говорят, это ключ от шкатулки, в которой Карл Первый держал предательские бумаги, в конечном счете стоившие ему головы. О, можете смотреть! Ключ настоящий… Он хранился в семье Дантре почти двести пятьдесят лет.

— Вы Дантре?

— Нет, я Люк Парсонс. Дворецкий этой семьи.

— Неужто? — сказала Агарь, остро посмотрев на него. — А как ключ оказался у вас?

— Вы не имеете права задавать такие вопросы, — сердито сказал Парсонс. — Я честно стал владельцем ключа.