Цыганка из ломбарда

— Отведи меня к нему, — негромко попросил он. — Я хочу его увидеть.

Джемма почувствовала, как кровь прилила от ее сердца к лицу, и отпрянула от мужа с громким криком, который эхом пронесся по площади и пустынной улице.

— Нет, нет, нет! — яростно закричала она. — Ты убьешь его!

— Почему? Я не убил тебя, а из вас двоих ты более виновна. Пьетро был моим хорошим другом, пока ты не соблазнила его своей красотой. Убить Пьетро! — Мужчина глумливо рассмеялся. — Женщина, я же оставил тебя в живых.

— О, я ненавижу тебя! Ненавижу! — сказала Джемма, сведя черные брови. Огонь вспыхнул в ее мрачных глазах. — Я люблю Пьетро!

— Знаю, что любишь. Так сильно, что бросила меня ради него и заложила серебряное распятие Фьезоле, чтобы заплатить за путешествие.

— Я оставила тебе квитанцию из ломбарда, — угрюмо пробормотала она.

— Знаю. Вот распятие!

С этими словами Барди вытащил распятие из‑за пазухи и поднес к лицу жены. Та отшатнулась от символа веры и приглушенно вскрикнула. Муж ее презрительно усмехнулся.

— Dio![19] — саркастически сказал он. — Ты все еще верующая, как я погляжу. Я‑то думал, ты покончила с такими вещами, когда у тебя хватило подлости бросить меня. Почему ты продала распятие и сбежала, Джемма? Я тебя бил или морил голодом?

— Ты не давал мне денег! — воскликнула Джемма, слезы брызнули из ее глаз. — Когда мне хотелось ленточку или серебряную брошь, ты никогда не давал мне ни единого сольдо!

— А почему? — быстро спросил он. — Потому что я сберегал все что мог, чтобы мы могли вернуться в Италию и купить маленький виноградник рядом с моей родной деревней… Рядом с Ластра‑а‑Синья. Там, в Москано, есть один такой, про него написал мне отец и рассказал, что его продают за небольшую цену. Теперь у меня есть деньги, и я собирался рассказать тебе о нем, но когда я вернулся, оказалось, что ты бежала с этим бесчестным Пьетро.

Джемма начала всхлипывать. В ее характере была практичная сторона, как и у большинства женщин, и виноградник был для нее маленьким раем, не говоря уж о счастье возвращения в Синью. Она не убежала бы, если бы знала о планах мужа, поскольку не любила Пьетро так уж сильно. Кроме того, теперь, когда деньги кончились, любовник бил ее; а шарманкой они зарабатывали очень мало. Ужасно было думать, что она все потеряла из‑за нескольких месяцев незаконной любви.

— О Карлино, прости меня! — простонала она, протягивая руки.

— Веди меня к Пьетро, и я посмотрю, — ответил он и взвалил ее шарманку — вернее, шарманку Пьетро — на свои сильные плечи.

Не говоря ни слова, Джемма повела его с площади, а потом по извилистым улицам в бедную часть города. Она боялась Карлино и никак не могла понять, зачем ему Пьетро. Вероятно, муж убьет его, и тогда будет арестован и повешен. Но тогда все деньги достанутся ей, она сможет купить виноградник и быть на нем хозяйкой. А еще Карлино может простить Пьетро и принять ее обратно. Джемма была умной женщиной и верила, что ее смекалка поможет ей справиться со всеми трудностями. Но все же ей был известен буйный нрав Карлино, и она боялась самого худшего.

У дверей бедного дома, где Джемма жила с любовником, она остановилась и с решительным видом повернулась к Барди.

— Пьетро там, — торопливо сказала она. — Он больной, лежит в постели, но я не поведу тебя к нему, если ты не поклянешься, что не причинишь ему вреда.

— Клянусь этим распятием! — объявил Барди, думая о нем не как о кресте, а как о кинжале.

— У тебя есть нож? — по‑прежнему сомневаясь, спросила Джемма.

— Нет, — улыбнулся Барди, думая о том, что старая трагедия Фьезоле повторяется. — У меня нет ничего, кроме этого распятия.

И, поскольку она по‑прежнему сомневалась, добавил:

— Можешь сама в этом убедиться, если хочешь.

Не зная, как растолковать его самодовольную улыбку, так непохожую на его обычное угрюмое поведение, Джемма провела руками по его одежде, проверяя, есть ли под ней оружие. Ее страхи оказались беспочвенны: на Барди было немного одежды, и женщина убедилась, что он безоружен и ему нечем убить Пьетро. Конечно, он мог бы задушить любовника голыми руками, но это было не в стиле тосканца. Возможно, он все‑таки собирался простить Пьетро.

— Вот видишь, — сказал Карлино, когда она опустила руки. — Я безоружен, и у меня нет с собой ничего, кроме этого серебряного распятия. Так как Пьетро болен, оно ему может понадобиться.

Его взгляд при этом вряд ли можно было назвать добрым, и если бы жена это заметила, она могла бы насторожиться, но Джемма к тому времени уже повернулась к нему спиной, взбираясь по крутой лестнице. Барди последовал за ней, закинув шарманку за спину и держа обеими руками серебряное распятие, словно священник, собирающийся принять исповедь умирающего. Джемма провела его в пустую мансарду на верхнем этаже. Здесь Каролино поставил шарманку и огляделся.