— Я видел, как живут люди. Мне это не по душе, — произнес он с тоской, вспомнив, как однажды его чуть не заколол вилами старик. А красивая девушка при виде его закричала так сильно, что он потом долго не мог прийти в себя.
— Хочешь человеческий праздник?! — произнес Иван заговорщически.
— Это как? — удивилась Гожы.
Медвежий потомок дождался темноты и поспешно ушел, а цыганка осталась на хозяйстве: она развела костер и приготовила ежа. Когда вернулся Иван, ужин был готов. В руках он держал большую бутыль бражки, наполненную наполовину.
— Где ты это взял? — удивилась девушка.
— В деревне, — сознался он и рассмеялся, хотя звук этот напоминал скорее рычание, но одобрительное. — Я иногда наведываюсь к людям.
— Ты воруешь? — строго спросила Гожы и тут же догадалась: — Ну, конечно! Вот кто доил нашу козу!
Девушка вспомнила, как пару раз они с бабой Аней оставались без молока, к утру их кормилица была подоена. А у соседей пропадали яйца и мелкая живность, а также «веселящие» напитки. Люди подозревали друг друга, но доказать не могли. К счастью, никто никого не сжигал за обвинения в воровстве.
— А они винят во всем цыган! — проворчала Гожы, разгадав тайну таинственных хищений, вспомнив, как однажды ее обругали жители деревни, называя воровкой.
Кружка была одна на двоих, поэтому бражку пили по очереди. Иван любил выпить и раз в месяц устраивал себе, как он их называл, «человеческие праздники». Жидкость была ароматная и сладкая, немного пузырилась.
— Сделай сразу несколько больших глотков, чтобы голова закружилась! — советовал человек-медведь, знающий толк в распитии подобных напитков.
— Я не хочу, чтобы у меня кружилась голова! — отозвалась Гожы, поправив кепку.
— Так в этом-то и весь смысл! Попробуй! Тебе понравится!
Наевшись ежатины, празднующие развалились возле костра. Было хорошо и спокойно. Обувка Гожы совсем стерлась и развалилась прямо на ногах, она рассмеялась, глядя на разбитые и покалеченные ноги. Раны стянулись грубо, уродуя рельеф. Зато от припухлости изящные женские ступни казались больше.
— У тебя маленькие ноги! — воскликнул Иван, тыча указательным пальцем и хохоча так, будто ничего смешнее в жизни не видел, — У медвежат были такие. Я над ними смеялся, а они обижались. Ты ведь не обидишься?
Гожы отрицательно покачала головой. Она сняла кепку и взлохматив короткие волосы, деловито произнесла, разглядывая раны:
— Надо придумать, чем их обмотать! Мои маленькие ноги!
Ее фраза сильно рассмешила Ивана, волна радостного нечеловеческого рыка накрыла лес. Наверняка в соседних деревнях слыша подобный звук, складывают сказания о чудовище, поедающем, к примеру, детей.
— Идем со мной! — бодро произнес Иван, с трудом успокоившись. Мужчина, знающий лес досконально, передвигался очень быстро даже несмотря на то, что был изрядно пьян. Цыганка еле успевала за своим провожатым. В руке ее горел факел, которым она освещала себе путь. Она еле успевала за Иваном, стараясь двигаться с той же скоростью и при этом не изранить ноги. Они пришли к берлоге. В углу убежища стоял ничем непримечательный камень, отодвинув который молодой мужчина открыл тайник — углубление, в котором он хранил свои «сокровища». В нем лежали всякие безделушки: гребень для украшения головы; книга в кожаном переплете; детская деревянная игрушка, искусно вырезанная умелыми руками; маленькая блестящая ложечка; треснувшее зеркало на изящной ручке; красные бусы; курительная трубка, похожая на ту, что постоянно держала в руках Зора и другой хлам, в котором в лесу нужды не было. Гожы заметила среди всего только одну по-настоящему полезную вещь — небольшой кинжал с красивой рукояткой.
— Для чего ты это хранишь? — заинтересовано уточнила девушка, приблизив огонь. Снаружи послышался шум, оба замерли.
— Я сейчас! Будь здесь! — скомандовал Иван, обрадовавшись, что не нужно отвечать на вопрос любопытного приятеля. Человек-медведь осторожно вышел из берлоги. Гожы воспользовалась моментом и поспешно схватила кинжал, запрятав его за пояс. Сердце цыганки билось, ей было стыдно за то, что она обворовывала своего доверчивого и доброго друга.
Иван вернулся быстро, вид у него был спокойный.
— Это старый филин. Я-то думал, что он давно сдох! Охотится! Кстати, он, как и ты, ежей любит, — рассмеявшись, произнес молодой мужчина и снова нырнул в тайник.
Он взял в руки зеркало и приблизил его к своему лицу. Долго рассматривал свое уродство в отражающей поверхности. Чувствуя к себе отвращение, он вдруг зарычал и отшвырнул блестящий трофей обратно в тайник. Гожы стало понятно, почему зеркало разбито.
— Дай огня! — грубо произнес он. Настороженная его яростью девушка несмело подала факел, боясь, что хищение кинжала будет раскрыто. Иван немного поковырялся в глубине тайника, перебирая то, что там лежало, и вытащил совсем новые ботинки.
— Украл в деревне? — усмехнулась цыганка, рассматривая добротную обувь.