Туда, где кончается Лес

Как на облаках ей выдумщик Нан де Рейв предложил прокатиться.

Он увел из стада знакомого ему пастуха ненадолго несколько белых овечек,

Уложил на них Малейн так,

Чтобы только нескончаемое синее небо с кучевыми облаками видеть она могла над собой.

Чувствовала Симара тепло и движение мягкого меха под собой,

В самом деле и цветом, и структурой своими

Повторявшего облака.

Вспоминала Симара,

Как парадный меч у одного из королевский рыцарей Нан,

Не испугавшийся ни преследования, ни звуков гвардейского свистка.

Он принцессе Малейн пожелал показать,

Как проводится рыцарский турнир,

Вознамерился напасть с новым мечом на портрет Темного Милорда,

Но дева попросила шута вернуть клинок, украшенный кварцевой розой, законному владельцу.

Вспоминала Симара,

Как паяц с нею пытался выследить фей и духов лесных,

Разыскивая на полянах растущие плотным кольцом цветы и грибы.

Не нашли тогда Нан и Малейн ничего,

Кроме брошенных на прежнем месте переселявшейся в другие леса феей

Маленьких глиняных и серебряных наручей,

Из которых де Рейв собрал для принцессы своей кольцо.

Вспоминала Симара,

Как Нан, подошедший к майскому столбу,

Украсившему площадь городскую,

На дереве вывел острием кинжала

Имя спутницы своей,

Сообщив Симаре,

Что о главном украшении празднества любого забыли горожане,

Поднимавшие те столбы над главной улицей столицы.

Без усилий, производимых сознанием,

Вспомнила принцесса Малейн эти и прочие все счастливые дни, часы и минуты,

Проведенные рядом с Наном де Рейвом.

Но она, как бы ни старалась,

Не вспомнила ничего светлого и доброго о Милорде,

Который на долгие недели и годы мог покинуть ее.

И когда сестра, служанки и весь королевский двор

Неловко и робко стали поторапливать Симару,

Не сделавшую ни единого шага,

Ей пришлось нарушить традицию,

Без положенных воспоминаний приблизиться к алтарю.

Но сидевший на плече у Милорда ворон,

Увидев, что решилась пройти вперед дева,

Поднялся к небу и за тучами,

Скрывавшими Черно-Белую Луну, и исчез.

А когда один шаг оставался Симаре до встречи с чернокнижником,

Руку свою к ней протянувшим,

Воротился ворон с бутоном мака в клюве.

Маковой сонной пыльцой он потряс над всеми гостями и Милордом,

Погрузив их в сон,

Бодрствующей оставив только Симару,

Поблагодарившую в тот же миг богов за то,

Что послали они ей ворона,

И ворона — за то,

Что отважился он ей помочь.

Ворон: Не меня ты должна благодарить за эту помощь,

А доброе сердце свое.

Похититель и муж твой всегда был со мной груб,

Но не ты.

Не могу я смотреть на слезы той,

Которая крылья мои, израненные колдовскими огнем и ядами,

Сладким словом и нежной рукой лечила,

Которая птичье сердце мое, злыми словами раненное,

Песнями и сочувствием своим исцеляла.

Проклял меня и весь род мой Темный Милорд:

Он обрек всех воронов на вечное безвозмездное служение злым делам его,

Желают они того или нет.

Но разве должен тот, кто крылья имеет, в заключении коротать годы свои?

Посмотри на свой свадебный наряд,

Ведь и за твоей спиной есть пара крыльев махаона.

Я бы всех бабочек и мотыльков,

Коих каждый год ловят для торжества в королевском замке,

Выпустил и запретил снова помещать в клетки

Когда-либо.

И давно мне наскучило в башне Темного Милорда свой век томиться,

Как и тебе теперь,

Когда узнала ты,

Насколько огромен этот мир.

И коль ты в шаге и от погибели, и от жизни новой,

Я тебе правильный путь выбрать помогу.

Раз распорядились таким образом наши боги,

Мне решиться пора отречься от чернокнижника,

Тем стать, кто закончит

Рабство ворон и воронов колдовству и пороку.

Как меня, другого черного вороненка проклял Темный Милорд:

Нану де Рейву, другу твоему,

Предрек он смерть в ночь, когда взойдет на небе Черно-Белая Луна.

Подскажет яркий луч белого цвета,

Испепелить готовый проклятого,