Туда, где кончается Лес

Где последние минуты жизни своей

Проводит де Рейв.

Поскольку есть у вас, людей, обычай,

Предписывающий похищать невест,

Но похититель твой второй в плену,

Сбеги сама.

Недолго продержатся чары,

Но есть у тебя двенадцать минут,

Чтобы судьбы свою и мою навсегда изменить.

Вперед,

Вернись с хорошими вестями!

И Симара, реверансом отблагодарив Ворона,

Поспешила через весь лес к башне, в которой жила с Темным Милордом.

Она собиралась найти там Лекарство,

Пусть и не была дева уверена,

Что проклятия оно снимает так же быстро и безболезненно,

Как лечит недуги и травмы.

Но в башню ворвавшись, обнаружила Малейн,

Что разбил колдун флакон с чудотворным эликсиром,

Услышав от сбежавшей жены минувшей ночью,

Что исцелить Нана де Рейва при помощи зелья она собиралась.

Деревянные доски пола впитали Лекарство,

За ночь обросли травой, корешками и грибами,

Только на поверхности одного из осколков флакона

Осталось несколько капелек зелья.

Смочила Симара ими губы свои

И возвращаться стала,

Теряя башмачки и ветками повреждая

Узорные ткани свадебного платья.

Симара: Не знаю, поможет ли Лекарство!

Не знаю, достаточно ли того зелья, что на моих губах,

Чтоб Нана исцелить.

Но даже если ничего не выйдет,

Мужчиной первым, которого я в жизни поцелую,

Не чернокнижник станет, а верный друг мой,

И никакой не будет страшен мне плен.

О, боги, сберегите же юного Нана от смерти в лучах Луны и звезд!

Но если суждено ему сегодня погибнуть,

Пусть он умрет со следом моей признательности на своих губах.

Я не оставлю его в роковой миг.

Тем более, что и сама я, если он умрет,

И против целого королевства мне одной восстать придется,

Скорей всего, расстанусь со своею жизнью.

Выходившая из-за тучи Черно-Белая Луна

Луч горячий устремила к витражным окнам заброшенной лавки,

Где Приговоренная и Заклейменная логово свое оборудовали.

Поняла Симара,

Что там следует ей искать Нана де Рейва,

И, пока губы ее были влажными от исцеляющего любые недуги зелья,

Поторопилась она проникнуть в логово воровок.

Свиток одиннадцатый, в котором записаны встречи и прощания при затмении

Дверь в лачугу преступниц была заперта,

И Симара тогда поднялась

На соседствовавшую с заброшенным домом часовую башню.

Последние оставшиеся минуты до того,

Как должен был пробудиться королевский двор и отсутствие принцессы заметить,

Покинувшей дворец в этот раз по воле собственной,

Отчитывали большие механические часы.

Скрипели и дрожали, прогибаясь под каждым шагом,

Ставшие со временем ломкими

Иссохшие деревянные ступени,

Бегущие непокоренной извилистой волной

Из-под крыши колокольной башни.

Предстояло принцессе Малейн

Один шаг с дубового подоконника сделать, дабы покинуть часовую башню

И за спиною своей оставить тот миг несчастливый,

Когда под кровлю башни иной ей подняться пришлось,

Чтобы несколько лет жизни своей провести с мужчиной,

Который с нею никогда не венчался.

Поднималась Симара скорее под купол,

Влажное взволнованное дыхание

Не давало испариться зелью,

Нанесенному на прекрасные губы ее.

Обмотала принцесса канатом,

Уходившим под колокол часов, там вонзенным в оловянный язык,

Хрупкое полупрозрачное запястье свое,

Не страшась горячих кровавых ран.

Разбежалась она и прыгнула сквозь

Оконную раму, где с каждым отбитым часом

Кукольное представление горожане могли наблюдать.

Подхватил ветер Малейн

И до самого окна покинутой лавки донес,

Где рукавом длинным прикрыла она лицо,

Чтоб осколки стекла поврежденного

Не повредили ни глаз ее, ни лица, ни губ,

На себе имевших капли Лекарства.

И рассыпалось витражное окно,

Пропуская Симару в разбойничье логово.

Будто сами сплетающие человеческие судьбы пряхи помогли тогда принцессе,

Уберегли ее от ранений и страданий, казавшихся неизбежными.

Ни один из осколков не коснулся кожи Симары,

Только самый крупный из них, в развевавшихся на ветру волосах запутавшись,

Отсек их ниже предплечий,

И темные локоны, серпантином скрутившись,

Медленно опустились на городские дорожки.

Оказавшаяся внутри заброшенной лавки Симара

Перед собой увидела Нана де Рейва.

Был привязан он праздничными лентами и обрубками корабельных канатов

К деревянному креслу,

Черневшему от сочившейся из его свежей раны крови.