Она упала на руки его,
Как вдруг увядший бутон розы,
Потерявший жизненный румянец и ставший белым.
Симара лишилась чувств, оставили ее силы.
Последние розовые следы на перстах покрыл голубоватый иней.
Но услышали ее мольбу милостивые богини Света и Тьмы:
В тот день на несколько часов раньше
Взошло Солнце,
Вернувшее Симаре багряный цвет ланит и губ,
А Нану — не только его привычный облик, но и разум.
Паяц был зол на самого себя и встревожен,
Он волновался за Симару и винил себя.
Он уложил ее в постель и удалился,
Закрыв окно, чтоб пение птиц и первые лучи
Не разбудили спящую стыдливую мимозу.
Нан побоялся оставаться рядом с ней,
Хоть и желал бы ею вечность любоваться.
Движение светил, живая энергия наступавшего дня
Медленно наполняли комнату в башне колдуна,
И ледяные шипы таяли,
Напитывая влагой почки, цветы и плющ,
Заполнявшие дом Темного Милорда.
Когда совсем стаяли лед и занесший полы снег,
Когда заря окрасила в золотой, оранжевый и алый
Белые кружева на шейке и руках Симары,
Деву разбудил стук камня, ударившегося о ставни.
Встав с кровати, она открыла окно
И увидела в конце розового лабиринта Нана.
И Симара стала собираться в долгий путь
К украшенным цветочными бутонами вратам,
За которыми — стараниями Нана — ее каждый день ожидал новый приятный сюрприз.
Она была готова поверить,
Что все случившееся до рассвета было дурным сном,
Явившимся ей из-за переизбытка чувств.
Но, отходя от окна, Симара заметила свой гребень,
Лежавший в тени деревянных створок и все еще покрытый инеем.
Она спрятала его в передник,
Решив спросить у Нана о том, что она видела, позднее.
Свиток седьмой, заключающий в себе сведения о встрече Милорда с бродячими артистами
Две цепочки следов на влажной земле,
Две линии непрочных стежков на сотканной из мха эгиде света белого
Путались и переплетались.
Совсем рядом с отпечатками невесомых балетных туфелек
Вонзались в запутанные лесные тропы,
Нанося раны земному шару,
Погнутые шпоры паяца,
Игравшего с похищенной женой мага,
Веселившего ее.
Когда нанесенные шпорами царапины отдалялись, исчезали и возвращались спустя несколько шагов Симары,
Рядом с эфемерными, едва видимыми глазу следами девы с поступью феи
Возникали лепестки цветов:
Нан дарил своей спутнице целые букеты цветов,
Состоявшие из флердеружского шиповника,
Из скрещенного с ковылем ириса,
Пахнущего знойным летом далеких степей,
Из бутонов скабиозы, похожих на снежные хлопья,
Спущенные ветром с белоснежных горных вершин,
Из звездчатых цветков женьшеня, уважаемого народом погребенных подо льдом земель,
Выросшего в этих краях, вероятно, из холодной крови,
Источаемой жилами Нана и Магистра Ордена Тьмы Габриеля
В жестоких битвах, вонзающих в тело сталь,
Принуждающих кровь вытекать из наружных глубоких телесных борозд,
И в болезненном пламени жара,
Раздирающем грудь и влекущем алые потоки к горлу,
Из пышных папоротниковых ветвей,
Попавших в королевство Флердеруж семенами,
Затаившимися в гривах белоснежных единорогов,
Обитающих в Долине Кристальных Водопадов,
Из прибывших с дыханием Эвра лепестков бесплодной вишни
Затерянных на другом краю моря земель,
Из засушенных виноградных лоз провинции Микелло,
Из лучших имперский лилий,
Чьи луковицы выпали из сумки вездесущего доктора Ф.
И проросли на всех перекрестках земных дорог,
Из хищных изворотливых венериных мухоловок,
Переползших на новую плодородную почву из далёкого от Карнандеса и Флердеружа королевства,
Из стеклянных, сочных, прозрачных
Морских водорослей, принесенных к ногам де Рейва реками
В качестве привета от волн и глубоких вод, вечно влекущих его в путь.