Туда, где кончается Лес

Из светящихся тонких грибов, согретых пестрой подушкой мха,

Являющихся единственными путеводными огоньками в туннелях и пещерах,

Из чужеземных цветов,

Семена коих, решившись путешествовать вместе с бродячими артистами,

Застревали в разукрашенных Наном скрипучих колесах,

Прибывали в королевство Флердеруж

И, очарованные красотой местных садов,

Оставались в стране дурманящих ароматами красных роз и алых цветов шиповника навсегда.

Не хватало в букете лишь золотого бутона, украденного отцом шута,

Чтобы и в самом деле увидела Симара все растения

Рожденные той же землей, какая создала ее, прекраснейшую,

И с тех пор не рождала цветов лучше

Даже в Долине Кристальных Водопадов,

Плодовитой земле вечной весны.

И жег горький гнев сердце Темному Милорду,

И полнилось желчью его иссушенное продолжительной дорогой и зноем горло,

Когда он думал о том,

Что лишился он жены своей,

Как бы ни прятал ее за засовами и цепями,

Скрепленными железными замками и магическими печатями.

Шел колдун дальше по пути,

Проложенному ему знакомыми отпечатками стоп,

А под ногами его шуршали высушенные Солнцем листья,

Которые еще до сошедшего снега не смогла поглотить

Насытившаяся земля.

И воспаленный ревностью ум

Рисовал перед ним похитителя,

Со смехом осыпающего этими листьями Симару,

Плетущего ей венки из полых, сухих урожайных стебельков,

Трясущего деревья в цвету, чтобы оросить ее дождем прозрачных хрупких лепестков,

Готового ей достать с небес холодные звезды,

Чтобы и в предваряющих лето знойных майских днях

Могла ощутить она настоящий лед под ногами и в ладонях.

И жег горький гнев сердце Темному Милорду,

И полнилось желчью его иссушенное продолжительной дорогой и зноем горло,

Пока размышлял он о том,

Сколько мимолетных счастливых мгновений,

Недоступных ему,

Испытала освобожденная из клетки пташка,

Которой поручил он сидеть под окном в ожидании мужа,

Губами перебирая жемчужинки слез и ноты единственной монотонной скорбной песни.

Шел Темный Милорд дальше,

И сиреневый чародейский плащ его,

Волочась за ним по земле и задевая бутоны и стебли, ронявшие на ткани разноцветную пыльцу,

Наполнявшую чешуйки и половинки округлых зернышек, обволакивавшую ниточки колоса,

Провоцировал сильный ветер.

Рыскали потоки ледяного воздуха в траве,

Ломая стройную траву, проносясь под корнями и ветками,

Чтобы найти следы, оставленные Симарой.

Но вскоре столкнулся холод с теплом,

Жар оказался до того сильным,

Что поглотил ветер, не оставив от него и единой свистящей ноты.

Оглянулся, ступив на раскаленный песок, чернокнижник, подумав,

Будто он, занятый своими тревогами,

Незаметно для себя обогнул горы,

Разделяющие непроходимые цветущие леса и безмолвные бесконечные степи.

Все еще пролегал путь мага к беглянке через королевство алого шиповника,

Только нос сапога его коснулся земли, над которой не властны королевы и короли:

Оказался он в выжженном кострами логове лесных разбойников,

Скрытом от стражников высокими деревьями, опутанными сетями диких виноградных лоз,

В узлах коих путались и застревали, накалываясь на шипы,

Порванные флаги всех королевств,

Окропленные кровью и присыпанные порохом.

И заметил колдун следы, подводившие его к тлевшим углям,

Между веток сухих, заготовленных дров и кострища сплетались они в танце.

Шаловливые духи чащобы, блуждающие огоньки,

Последнее развлечение которых — сбивать с пути редко встречающихся им путников,

Чувствовали потаенную злость чернокнижника,

Накалившую воздух и заставившую взвыть от тревоги ветер,

И сильнее раззадоривали губительный огонь ревности и немилости.

Рисовали над кострищем светляки-насмешники

Языки пламени и танцовщицу, повторявшую их движения,

Частицы угля, стремившиеся сбежать из костра,

Вспыхивавшие, как зарево небес в коротком, как мгновение ока,

Промежутке прошедшего и следующего затмения в танце планет.

Видел маг,

Как плясала его жена с мужчиной другим,

Как подпевала она песне чужого народа, наигранной на варгане,

Брошенном в сумеречный миг перед рассветом к углям и забытом,

Как припадали знакомые губы к отшлифованному металлу музыкального инструмента,

Смешиваясь с отпечатками лживых губ вора и паяца,

Образуя связь, возникающую между людьми в момент поцелуя.

И жег горький гнев сердце Темному Милорду,

И полнилось желчью его иссушенное продолжительной дорогой и зноем горло,

Поскольку полнилась вся грудь мага

Ненавистью к тому, кто похитил его сокровище,

Цена которого равняется значимости золотой розы.

Следовавшие друг за другом отпечатки подошв,

Атласных и пробковых, хвостами шпор оставлявших на земле жилы,

Привели чернокнижника к стенам столицы Флердеружа,

А когда распахнулись перед ним городские врата,

Он увидел, что сразу за ними переплелись, перемешались с другими

Узнаваемые следы.

Затерялись они среди оттисков в мягкой дорожной глине

Деревянных башмаков доктора Генриха,

Не пропускающих холод и жар одного и другого конца земли,

Подков с узорами в виде счастливого клевера, королевских корон и звезд,

Высоких и низких каблуков уличных торговок,

Нашпорников гвардейцев,

Копыт прирученных оленей, домашних коров и овец,

Колес парадной кареты принцессы Камиллы,

Босых, привыкших к ношению только колец и браслетов ног