Туман

Максим барабанил пальцами по подоконнику, отвернулся от окна и смотрел на умудрённую жизненным опытом мать. Потом перевёл взгляд на добрую и несчастную тётю Милу, затем на забавную и усердную бабу Паню, глянул на серьёзного, ковыряющегося в сковороде Валентина, и понял одну важную вещь по поводу своих раздумий. Пока он рядом с этими людьми, то не сможет стать убийцей. Хотя бы потому не станет, чтобы не осквернить этих людей своим присутствием рядом с ними с чужой кровью на своих руках.

Ещё Максим вспомнил давний сон, в котором он, вроде как, убил человека, но самого преступления в сновидении не было, а в сознании висел только факт, что убийство было совершено им. И этот факт его угнетал, потому что не известно, за что и как он убил человека, к тому же ещё ему и незнакомого. Когда о его тайном злодеянии догадались и во сне появились люди в форме, Максим сиганул в окно и побежал в неизвестном направлении. Бежал он долго и всё время надеялся, что не догонят, что где-нибудь он спрячется, отсидится, что никто его не найдёт. А потом он остановился и увидел, что вокруг него во все стороны до горизонта пустыня. И не было никакой радости оттого, что он ускользнул от правосудия. Захотелось, наоборот, ответить за своё преступление, и если его не приговорят к высшей мере, то начать потом новую жизнь. В этот момент, очень ярко и безжалостно обжигая, на него навалилось солнце, и он увидел белый потолок в трещинах над своей кроватью. От ночного кошмара на лбу у Максима тогда выступил пот, и он благодарил Бога не за спасение от сна, вернув его в реальность, а за то, что сон остался в его памяти после пробуждения.

– Макс, давай за стол, – услышал он голос мамы, – хватит там, у окна прохлаждаться.

Женщины, в солидарность с мужчинами, предпочли водку, а бутылка кагора, как гордая девственница осталась стоять в центре стола не тронутой. Выпив первую рюмку за упокой души Маргариты Николаевны Потёмкиной, Валентин с Максимом набросились на еду. Аппетит за первую половину дня у них разыгрался звериный. Мила закусывала с неохотой, и всё время бросала взгляды на окно. Светлана Александровна это заметила и начала догадываться, в чём дело.

– Я так понимаю, что это твой там…, утарахтел, непонятно на чём, в туман, – кивнула она на окно.

Мила Алексеевна молча подтвердила одними только глазами, взглянув на неё.

– Так это он так пердел, окаянный?! – недовольно вспомнила баба Паня.

Валентин Владимирович оторвался от тарелки, легонько глазами упрекнул старушку за неприличное выражение за столом и с сожалением посмотрел на Милу. А бабуля продолжала любопытствовать:

– А чем же это он так жужжал?

– Похоже на мотоцикл, – с полным ртом пояснил Максим.

– Мопед, – поправил его Валентин, – мощность мотора была слабенькой.

– А откуда ж здесь мопеду взяться? – воскликнула неуёмная баба Паня.

– А откуда взялась вчерашняя война? – напомнил Максим и сам же поспешил с выводами: – Пора бы уже смириться с тем, что мы оторвались от земли и находимся в театре абсурда. Это не просто туман, а какая-то вакханалия, устроенная потусторонними силами. Возможно, и смерть Маргариты на их совести.

– Сам то соображаешь, о чём сейчас сказал? – строго одёрнула его мать.

– В самом деле, не сгущай так сильно краски, – попросил его по-дружески Валентин. – Она умерла в своей квартире, и все признаки суицида на лицо.

– А чего «не сгущай»? Лучше быть готовым ко всему, чем потом штаны сушить, – объяснился коротко Макс, уверенный в своей правоте.

– Валентин, налей ещё водки по кругу, а этому болтуну побольше порцию, – вежливо попросила Светлана Александровна и обратилась к соседке сверху: – А ты не переживай так сильно, дорогая. Нашёлся твой Петя один раз, отыщется и второй.

– Не хочу, – вдруг резко и с какой-то решительностью вырвалось у Милы, и она сама даже испугалась такой откровенности, потому и зажмурилась.

– Ну-ну, не стоит так горячиться. Нервы сейчас подлечим, – пыталась успокоить её Зиновьева.

Валентин наполнил рюмки, а Светлана Александровна замком сцепила перед собой руки и с невозмутимым спокойствием продолжала говорить:

– Дорогие мои, мне сейчас захотелось с вами пооткровенничать. Кому-то покажется это не ново, и Валя у могилы уже затронул эту тему, но я скажу: – любая смерть учит нас глубже понимать жизнь.

Зиновьева заметила, как сжалась, словно в кокон, баба Паня и поторопилась с объяснением: