Туман

– Валентин Владимирович – это отдельная и замечательная песня для тебя. С этими мотивами и напевами ты разберёшься как-нибудь сама и чуть позже. А пока полюби, ты, себя ненаглядную и такую обаятельную сильнее, чем люблю тебя я.

От такой сильной и стремительной поддержки, Мила засмущалась, губы её задрожали, а в глазах опять появились слезы. Она за всю жизнь столько не плакала, как за сегодняшний день. Но сейчас это были слёзы нежности и душевной признательности. Она желала плакать, чтобы показать не всему миру, а только Богу, как она счастлива, что у неё есть такие подружки-соседки. Мила благодарила Его за то, что там, в тумане ходит человек в тёмно-синей курточке, которую она давно мечтает постирать. Она благодарила Его за стерильные помещения больницы, в которые она надеялась в скором времени вернуться.

– Тебе полтинник уже стукнул? – вдруг по-свойски спросила её Светлана Александровна.

– Ещё нет, – помотала головой Мила, не понимая, к чему она клонит.

– Ну, вот видишь, какая ты молодая ещё. Считай, что у тебя вторая жизнь начинается, – легонько стукнула её Зиновьева по плечу.

– А что я детям скажу? – напряглась от внезапно нахлынувшей мысли Мила.

– Опять двадцать пять, – вздохнула Светлана Александровна, откинулась на спинку стула и опустила веки.

Потом она медленно открыла глаза, улыбнулась, показывая всем своим видом, что её терпение сегодня безгранично, и ответила с небрежным удовольствием:

– Ничего не скажешь. Они у тебя хоть и оболтусы, но когда увидят сияющую от счастья мать, слова будут не нужны. Я, кстати, давным-давно отметила для себя такую вещь, что тебя они любят и уважают, а отца – просто всегда побаивались, а когда подросли, даже стесняться его стали.

– Такого только чёрт не постесняется, – вставила своё резкое слово баба Паня, и чтобы Миле было приятно, вспомнила: – А твои шалопаи когда-то все мои нарциссы оборвали под окнами, но я их тогда ругать не стала, потому что они объяснили, что у тебя день рождение.

– Так вот откуда были эти цветы! – с восторгом в покрасневших глазах воскликнула Мила. – А мне они врали, что на обедах сэкономили.

– Ага, как же. Такие диверсанты голодными никогда не останутся, – нахмурившись, вспоминала баба Паня её сыновей.

Милы с нежностью, но и с какой-то печальной поволокой в глазах посмотрела на Светлану Александровну и сказала:

– Наверное, так всё и будет. Возможно, моё счастье уже ходит там, за окном, но…. Понимаете…, Валентин такой скромный, …застенчивый иногда, а порой решительный, …что к нему не подойти, – боролась она со своей нерешительностью. – А я никогда с мужчиной…, в общем, и не знаю…, – Мила замялась, подбирая слова, а потом расслабилась, рассмеявшись, и вдруг выдала замечательное откровение: – В общем, я не умею…, или разучилась соблазнять мужчину.

Баба Паня прикрыла лицо рукой, по-старчески закряхтела и, возможно, это был её смех. Светлана Александровна тоже не могла, да и не хотела сдерживать улыбку. Наклонившись к Миле, она плутовато сказала:

– А тебе и не надо этого делать. Он уже соблазнён. Ты только подтолкни себя к нему.

– Так просто? – изумилась доверчивая Мила.

– Простота – это самое гениальное изобретение, которое придумали на этом свете, – игриво заявила Зиновьева, а потом, нарочито поморщилась и с поддельным недовольством спросила: – А ты что же, уже настроилась на стриптиз и танец живота?

Три женщины дружно рассмеялись, и звонкий серебристый смех заполонил кухню. Валентин был прав, когда говорил о второй части поминок, что там вполне может звучать смех; и сегодняшнее мероприятие тоже не оказалось исключением.

Вообще замечено, что поминки в России, в их заключительной части, считаются показательным и убогим фарсом, если лица собравшихся людей не оживают, не появляются улыбки и не звучат весёлые нотки, а порой даже и песни. Так уж пожелала загадочная русская душа, чтобы жизнь всегда была, и будет оставаться сильнее смерти, но при одном важном условии: жизнь не должна насмехаться над смертью, а с уважением к ней обязана лететь дальше, превосходя надеждами и подавляя любовью своего палача.

Валентин Егоров по-новому привязал кабель к кронштейну, взял конец верёвки и завязал петлю на поясе.

– Владимирович, постой, постой! Ты что удумал?! – встревожился не на шутку Максим, понимая, что сосед собирается зачем-то в туман.

– Возьму правее…. Тебе разве не интересно узнать…? – отвечал он уклончиво, указывая рукой в сторону, где возможно тарахтела мотоциклетка. – Схожу к лесу, посмотрю, что к чему. Может мы ошиблись с мопедом, и там лежит какая-нибудь бензопила.

Максим схватил его за рукав и раздражённо проговорил:

– Значит, ты всё-таки хочешь поискать, что там тарахтело? Хочешь найти там этого Добротика? Такими темпами ты станешь рекордсменом мира по спасению моральных уродов в тумане. Какого чёрта, тебе это нужно?! Или тебе уже как наркоману необходимо залезать в эту бездну?