Туман

– Какая наглая претензия ко мне, – звучал как-то устало стальной голос. – Я устроил встречу, которую вы оба не заслуживали, и это вместо благодарности. Между прочим, я совершил маленькую подлость по отношению к Светлане Александровне, организовав это свидание.

– Зачем же ты тогда это сделал? – чуть ли не с сочувствием интересовался расстроенный Максим.

– Ты устал, и в голове твоей бардак. Пора заканчивать, – подводил итог собеседник. – Если ты помнишь, то я преподносил тебе встречу с отцом, как ещё один штришок к необъятному портрету любви.

– А куда отец сейчас направился? – задал Максим необдуманный наивный вопрос, но ответ прозвучал без всякой насмешки:

– Туда же, куда скоро отправлюсь и я: – в своё бытие. А ты не грусти. Порой такие мимолётные встречи важнее в жизни, чем объятия и долгие посиделки. Всего лишь силуэт, несколько фраз, улыбка на умном лице, а сколько потом приятных заманчивых дум. Надеюсь, ты не в обиде на меня сегодня?

– Что? И ты уходишь? – вырвалось из Зиновьева нечаянное сожаление.

– Завтра я избавлю вас от своего присутствия, – было произнесено строгим тоном. – Игра подходит к финалу. За вашими спинами чистое поле, а что будет дальше – решать вам. Скажу только, что мне было приятно наблюдать за вами, и вы продержались достойно.

– Да, мы такие – какие есть: доверчивые, пугливые и бестолковые, особенно на твоём фоне, – отвечал Макс за всех. – Перед лицом страха любую выдержку можно считать маленьким подвигом. Возможно, это и выглядит как достоинство; тебе со стороны виднее. Но потери в твоих забавах не по-игровому реальные. Одной… могилу я лично выкопал, другой бесследно исчез, …похоже, теперь и Жмыхова искать не стоит.

– Дались вам эти поиски. Уж от тебя-то я такой натужной совестливости никак не ожидал, – недовольно проговорил невидимка из тумана. – Придумали себе заунывную песню одну на всех.

– Да, я просто так сказал, чтобы продолжить разговор, – словно оправдывался Максим. – Ты же собрался меня покидать.

– Тебе достаточно на сегодня впечатлений и пищи для размышлений на будущее, – звучал голос, действительно, уже в отдалении. – А Михаил Анатольевич никуда не пропал, только и задирать его больше тебе не следует. Без мундира, он всё равно, что черепаха без панциря. Зрелище, конечно, скверное, но поверь, в таком состоянии он может быть даже опаснее.

Сверху на опять появившийся холм из разбитых кирпичей шлепком упал милицейский китель с погонами подполковника.

– Хочешь, возьми на память. Он больше Михаилу Анатольевичу не понадобится, – прозвучал издалека стальной приговор.

– Как атрибут закона и порядка? – с насмешкой спросил Максим.

– Как тряпку, которая по своему значению намного превзошла человека, – ответили высоко сверху.

– Нет, не нужна она мне, – брезгливо глядя на форму, отказался Максим.

– Ну, тогда я заберу. Может пригодиться в каком-нибудь деле.

И с этими словами китель с шипением испарился, а от ног Максима горизонтальным отрезком поднялось копьё с золотым наконечником и красной ленточкой, которое вновь преобразилось из арматуры. С конца свисала верёвка, и древнее оружие само плавно вложилось в правую руку Зиновьева, будто приглашая его в обратный путь к дому.

– Владимирович совсем утомился от переживаний. Ему бы чайку горячего, или чего покрепче, – прозвучало напоследок.

Максим зашагал в направлении к дому, в задумчивости кое-как подбирая с земли верёвку и укладывая её, как попало себе на грудь, прижимая копьём. Когда верёвка закончилась, и начался кабель, держать поводок стало невыносимо, и Макс сообразил, что в своей задумчивости он просто тупит.

– Владимирович, сматывай! Я возвращаюсь! – громко крикнул он.

На уровне подсознания, или какого-то необъяснимого разумного инстинкта, Максим понимал, что больше ожидать чего-то особенного от потусторонней силы не стоит. Скорее всего, и кабель этот был уже бесполезен; можно его просто отвязать от копья и оставить здесь. Становилось как-то горько и немного тоскливо, но если даже бегло пробежаться по тому, что с ним произошло за это недолгое время пребывания в тумане, то выглядело неким нахальством: желать себе чего-то большего. Много было сказано, а по сути, Максим ничего не мог сейчас взять в толк. Следовало в спокойной обстановке, неспешно, в размеренном режиме привести свои мысли в порядок. В данный момент, общее впечатление от завершившихся событий, выдавливало все более или менее конкретные мысли из его головы, как вещи из переполненного шкафа. Но в целом, как смог проанализировать сам Максим Зиновьев, его рассудок не замкнулся и не страдал, просто возбуждённое сознание и, словно переполненная от волшебства душа, мешали пока временно рассудку нормально работать.