– Вы что?! Это же я! Я, – подполковник Жмыхов с управления, который потерялся, здесь, в этом тумане. Вы же меня ищите, – поднимаясь, пытался вразумить он этих вояк, но, завидев что-то неладное, пыл начальника в нём резко угас.
Он застыл в полном недоумении и какой-то невнятной жалости к себе. Михаила Анатольевича смутило не то, что лица бойцов скрывали балаклавы, а то, что он заметил под этими масками. Через прорези его разглядывали, блестящие насмешками и пугающие своей весёлой надменностью, три пары глаз. Внутри Михаила Анатольевича от этого камуфляжа опять заныло нехорошее предчувствие.
– Вы, ребята, с какого подразделения? – всё-таки решился спросить он, пытаясь вложить в свой голос побольше строгости, но со стороны это получилось нечто напоминающее блеяние.
– Это, что за травоядное? От какого стада отбилось? – насмешливо поинтересовался один из бойцов у своих сослуживцев.
– Для семейства бегемотообразных здесь не совсем подходящий климат, – пошутил другой, и мужчины в чёрных спецодеждах дружно рассмеялись.
Михаил Анатольевич находился в какой-то обречённой прострации и готов был завыть от обиды, но именно этот гадкий смех, направленный на него, всколыхнул в нём забравшееся в глубокие подвалы самолюбие.
– Да, я вас…. Вы у меня…. Я всех…, – пытался угрожать он, но не хватало ни слов, ни воздуха, ни духа, и получилось нечто похожее на истерику сопливого мальчишки, убежавшего от хулиганов за угол дома и выкрикивающего им бестолковую свою обиду.
Но если бы он убежал на какое-то расстояние – было бы легче и немного свободнее, а так…, устрашающего вида молодцы высокомерно стояли перед ним.
– Что-то хочет. Ещё бы понять – что…, – с притворным сердоболием произнёс третий боец.
– Жрать он хочет, – властно прозвучал сзади над головой Михаила Анатольевича женский голос, и он узнал знакомый тембр своей жены.
«Повернуть сейчас голову? – это равнозначно, что засунуть её сразу в пасть какой-нибудь огромной анаконде», – первое, но и последнее в данный момент, что пришло на ум Жмыхову, поэтому он замер в смертельном ожидании и стал неподвижен, как столб, разглядывая из-под бровей испуганными жалостливыми глазами спецназовцев.
– О, начальница пришла, а мы не по форме одеты, – бодро вскрикнул первый боец, и тут же все трое превратились, на глазах почти теряющего сознание подполковника, в японских воинов – ниндзя.
Сквозь слёзную пелену, которая вряд ли защитит его от неминуемой расправы (а Михаил Анатольевич каким-то образом догадывался, что жалость в этой искажённой реальности отсутствует), он обречённо смотрел на чёрные кимоно, на прямые тонкие мечи с кисточками в рукояти, на нунчаки с серебристой цепочкой и какие-то остроконечные звёздочки, предназначенные для убийства.
– Госпожа, мне кажется, он плачет, – обратился один из воинов, глядя поверх головы бедного Жмыхова.
– Конечно, плачет. Потому что голодный, небось. Эти сволочи, так и не накормили тебя гречневой кашей? – с противной нежностью лилась в затылок Михаилу Анатольевичу сладкая трель жены, от которой всё-таки появился у него тёплый настрой соблазниться на спасительную надежду.
«Ведь нельзя же так запросто убить человека в каком-то непонятном жутком сне», – подумал он, и возникло осторожное желание повернуть голову на голос.
Щиплющая заморозка пробежала в голове Михаила Анатольевича, а потом поползла и сверху вниз по всей коже, когда он это сделал. Приблизительно на уровне второго этажа, всё так же, с раскрашенным под гейшу лицом, и с нахлобученной причёской, парила голова жены, только сейчас под этой головой свисал милицейский китель старшего офицера. Жмыхов опустил на себя взгляд и удостоверился, что остался только в майке, трусах и даже без тапок.
– Ну, и ладно, пусть сами жрут свою русскую кашу, а у нас сегодня французская кухня! – торжественно объявила голова и заботливо поинтересовалась: – не возражаешь, милый?
Один из ниндзя, с почтением, встав перед Михаилом Анатольевичем на одно колено, протянул откуда-то взявшийся серебряный поднос, на котором ершистой горкой лежали морские ракушки, которые он два дня назад видел уже под капотом своей служебной машины.
«Это какое-то ритуальное издевательство перед убоем. Бежать!», – скомандовал себе Жмыхов и неуклюже ударил босой ногой по подносу. Содержимое подноса неестественно высоко подлетело вверх, и через пять секунд на несчастного подполковника с оглушающим шелестом обрушился шквальный ливень из ракушек, количеством, явно превышающим того, что подавалось. Не раздумывая, Михаил Анатольевич отчаянно побежал в произвольном направлении, как и в прошлый раз. В голые ступни постоянно что-то больно впивалось, по голове стучала нескончаемая дробь, жесткие лепестки ракушек, как очумевшая стая насекомых, царапали лицо, плечи, руки и ноги, но Жмыхов бежал и бежал без оглядки.