Туман

И Валентин размышлял уже конкретно: – «В конце концов, можно было завалиться к ней всем вместе после того ужасного «военного пожара» и тупо, как горящую беседку, которую мы с Максом потушили, …каким-то образом погасить и истерику в этой несчастной женщине. Но что-то не давало нам так поступить. Точнее, мне…, – заключил он. – Что-то мешало так действовать. Боязнь быть навязчивым? Или, вернее сказать, незыблемое вековое правило не лезть в чужую личную жизнь, а тем более в душу? Да, но так устроено, что мы без приглашения влетаем на помощь, только, когда пожар уже в разгаре. А как распознать в безобидном дыме зловещую гарь? Получается, что оправданий, чтобы ничего не делать гораздо больше, чем поводов для стремительных действий».

Валентин закрыл глаза, но никаких прозрений ему не представилось, а только свежая память внесла перед ним хрупкое мёртвое тело, лежащее в тёмном коридоре на полу, и убедительный довод витал рядом; что никто из живых не мог заранее представить себе таких последствий. И почему-то, на ум Валентину пришло наипротивнейшее выражение: «русский авось». А ведь этот «авось», если и считался чем-то спасительным, то всё равно, всегда оставался обыкновенным бездействием или, наброшенной на проблему для видимости, какой-нибудь ленивой глупостью, которой впоследствии незаслуженно придавали большое значение.

«Со Жмыховым обязательно надо в ближайшее время поговорить, чтобы прочувствовать его психическое состояние, – задумался Егоров. – Конечно, сложно себе представить, что подполковник решится на какие-нибудь пагубные действия в отношении себя, но… с Маргаритой даже меньше было поводов для беспокойства, а вон как вышло. Если сюда придёт ещё одна смерть, то, о каком примирении с собственной совестью может тогда идти речь, да и, вообще, можно ли будет уважать себя. Передо мной прошёл абсолютно больной человек, а я, получится, ничего не предпринял. Но, чёрт побери, почему у нас такое разделение?! Одни умеют между собой договариваться, а другие…, словно из другого мира пришли. Даже в навалившейся беде …или, пускай, назовём это опасной внештатной ситуацией, в которой оказались все, но эти трое (Валентин не забыл и про Петра Добротова) не пошли на логичный компромисс со своим норовом? Ведь, буквально, прояви ничтожное послабление, пойди на нормальный контакт с другими людьми и, мне кажется, можно было бы избежать всего этого…, по крайней мере, они смогли бы сберечься. А создаётся такое впечатление, что они, наоборот, выдавили из себя всё своё отчуждение, как будто это единственное оружие, которым можно защититься в данной ситуации. Да, я другой, – …покладистый, не принципиальный, и мне трудно представить, что неужели так сложно сдерживать своё раздражение на людях? Какое ужасное заблуждение, считать, что нервозность и неуравновешенность это сильная сторона характера, и непременно её нужно держать впереди себя, выставляя напоказ. Это же элементарные внутренние неполадки, …конфликт, а значит и слабость, которую, наоборот, необходимо прятать. А ведь такие люди, как Жмыхов, наверняка воспринимают в других правила хорошего тона за мягкотелость или лицемерие. Но вежливость не может быть наигранной, тогда она превращается в какой-то заметный сарказм. Она либо есть, вместе с уважением к собеседнику, либо её нет».

Валентин Егоров увлёкся своими думами и не сразу понял, что где-то в тумане прокричал Макс и попросил его сматывать шнур. Продолжая сидеть, прислонившись спиной к дому, он двумя руками начал подтягивать провод, укладывал его возле себя кругами и поблагодарил Бога за то, что, судя по голосу, с Максимом было всё в порядке.

Возможно, от этой радостной мысли в голове Валентина закрутилась невероятная и нелепая фантазия. Он представил себе что-то вроде интересной и забавной сценки: как будто в первый день «туманного карантина» они сидят у Зиновьевых на кухне все вместе за одним столом, включая Маргариту, Михаила Жмыхова, Пётра, и играют в подкидного дурака. С несравнимо разными характерами, различные по темпераменту они мирно, без всяких передряг и ругани, а даже с дружескими подковырками, ведут игру. Маргарита звонко смеётся и упрекает Валентина, что он раздал ей плохую карту. Михаил Анатольевич сосредоточен на «ходе» и пытается убедить Макса, что тому, с таким-то ловким мышлением, следует обязательно пойти работать в милицию. Пётр сетует на бабу Паню за неправильно «подброшенную» десятку…. В общем, вечер наполнен должным и идеальным добрососедским духом. Но именно на этом обобщённом моменте едкая истина, состоящая в том, что в «дурака» могут играть не больше, чем шесть человек, оборвала занятную фантазию Валентина. А если быть точным, то мысль о Миле, которой он не смог найти место в этом виртуальном вечере, скомкала его невероятную, но желаемую быть реальной «зарисовку».