Туман

– Не могу ничего сказать не про дьявола, не про Бога, но вы сами убедились, что мы находимся в сверхъестественной сфере, перед которой наш разум меркнет, …а может быть и, наоборот, крепчает. Эта сфера глобальна, интеллектуальна, могущественна, с неограниченными фантастическими возможностями и, я бы даже сказал, со своим чувством юмора. Конечно, она опасна для нас, и подходить к ней нужно осторожно, но таких свиданий, возможно, редко кому предоставлялось. Наверное, это нужно ценить и находить какую-то пользу для себя.

По всей видимости, спокойная речь Валентина подействовала на Жмыхова оздоровительно, и хоть он и лишился своего кителя, но басистые властные струны большого милицейского начальника опять заиграли в нём. В глазах появилась свирепость, а в голосе звучала профессиональная надменность.

– А ты случайно, не из той горстки учёного братства, что заседают в научном центре на Пушкинской улице, двадцать четыре? Придурки-нахлебники…, – нищий сброд, якобы, лириков и физиков, возомнившие из себя городскую интеллигенцию. Нет? Не из них? А похо-о-ож, – издевательски протянул Жмыхов и пояснял с презрением: – Это они там весь год скулят и заумными фразами поносят городскую администрацию, а как дело подходит к обсуждению годового бюджета, покрываются белым пухом и на коленях приглашают к себе мера, областного губернатора и других «шишек». Такими «мойдодырами» становятся, так усердно начинают лизать задницы…. Поверь, увлекательно наблюдать за этим, особенно когда знаешь, что деньги этим «ботаникам» будут выдаваться маленькими порциями, как кусочки мяса бездомным псам. На их тявканье никто не обращает внимания, а вот когда подымается вой…, бац, и небольшую кормёжку устроят. Не смотри на меня так (отмахнулся он рукой от Егорова). Я, в отличие от многих, не боюсь говорить то, что думаю. И мне не жалко этих заседателей в перештопанных засаленных пиджаках, потому что они – обычные дармоеды.

– Вообще-то, я не понял, зачем вы мне сейчас всё это рассказали. Мне кажется, что вы не совсем удачный пример привели, – возразил Валентин, но больше не успел ничего сказать, потому что уже расхрабрившийся Михаил Анатольевич, быстро обретающий своё полноценное и привычное состояние, продолжал беспардонно распыляться:

– Он не понял…. Ему ка-а-ажется, – передразнивал он гостя. – Да, всё я удачно привёл. Чего ты мне воображаешь тут про какое-то «небесное начальство». Если сам в это поверил, то другим-то эту чушь не «втирай». «Интеллект…», «могущество…» он в этом нашёл…, – но здесь Жмыхов осёкся, потому что к нему пришла вполне разумная мысль, которую он тут же громко и озвучил: – Нас тут травят боевым газом! А ты мне песенки про «сверхъестественное» поёшь. Галлюцинации у нас вызывают. Вот, что! И наблюдают, как за подопытными кроликами.

– Мы рассматривали такую версию…, – принялся безропотно пояснять Валентин, поднялся с кровати и, заложив руки за спину, готов был продолжить, но Жмыхов его прервал тем же нахрапистым грубоватым тоном:

– Вы рассматривали…. Да кто вы такие, чтобы рассматривать. Жалкие иждивенцы, которые возомнили себя какими-то свидетелями Иеговы. Очутились в полном беззаконии, …в хаосе, и давай веселиться. Завтра, если, как ты говоришь, всё это закончится, я лично вас всех «закрою», а потом займусь теми, кто устроил этот эксперимент.

Валентин посмотрел на бесформенную груду матраса с одеялом, наваленную возле Жмыхова, сдержал подступающую из души улыбку, чтобы она не отразилась на лице и, не собираясь комментировать угрозы, подметил одну броскую нестыковку в эмоциональном рассуждении соседа:

– Так это ведь я вам сказал, что завтра всё закончится. Неужели, вы предполагаете, что такой ничтожный болван, как я, как-то связан с военными экспериментами? А это значит, что кто-то другой мне об этом сообщил. Уверен, что у структуры государственной безопасности другие методы подобных исследований, и вы, Михаил Анатольевич, уж точно в них не вписываетесь. Вы самый не подходящий кандидат для таких экспериментов. При всём к вам уважении, но не похожи вы на подопытного кролика, потому и под большим сомнением все эти секретные испытания, о которых вы думаете. Смотрю я на вашу разбитую коленку с царапинами, и почему-то эти травмы никак не вяжутся у меня с гипнозом и галлюцинациями. По-моему, такие сеансы касаются только внутреннего состояния человека и исключают внешние физические контакты. Но, это ладно…, беда ещё в том, что у нас люди пропали. Как вы уже знаете, это Пётр Добротов – ваш сосед напротив и… ещё одна женщина – библиотекарь из моего подъезда.

Исключительно ради убеждения, Валентин упомянул о несчастной Маргарите и уже пожалел об этом, потому что глаза Жмыхова округлились и заблестели какой-то неприятной заинтересованностью.