Туман

Егорову стало дурно, и даже к горлу подступила тошнота от всей этой чепухи. Вчера вечером, стоя за дверью в коридоре, он слышал всё, что говорила Светлана Александровна, и тогда ему казалось, что она была немного груба в высказываниях, но сейчас Валентин её прекрасно понимал. Ещё он думал, что до Жмыхова вообще невозможно что-либо донести; хоть грубостью, хоть лаской, или каким-то другим, пусть даже изощрённым способом. «И разговариваем с ним, вроде бы, на одном языке…, – украдкой удивлялся Валентин, – ну, ладно он меня не слышит из-за своей мнимой возвышенности, но почему я-то его понять не могу? Нет. Мне как-то легче воспринимается, что это он – неутомим и глуп, а не я».

И когда Егоров пришёл к такому выводу, наконец-то, его честолюбие фыркнуло, хлопнуло где-то внутри Валентина за собой дверью, оставив после себя лёгкую дымку бессилия. Он почувствовал даже, как стон нервным комком сгустился у него под горлом, и ужасно захотелось прямо сейчас, ничего больше не говоря, выскочить из этой похабной квартиры, чтобы через пару мгновений очутится в светлом месте, где легко дышится, где абсолютно другая речь, которая сопровождается добродушными взглядами.

Но просто так, безмолвно покидать эту квартиру Валентин, естественно, не планировал, чтобы не оставлять хозяина в каком-нибудь раздражённом недоумении. Он готовил быстрый, но вежливый уход с подходящим поводом, чтобы откланяться, хотя до этого и намеревался ещё расспросить подполковника о том, каким чудодейственным способом тот оказался час назад вне своей квартиры. Но сейчас Егоров не желал уже и этого.

– Я хочу вас спросить только об одном, – покачивая недопитый коньяк в бокале, произнёс Валентин, – почему вам так сложно общаться с людьми по-простому, без нервов и, в таком…, конечно, сложном для вас понимании, как на равных? Я так понимаю, вы всегда как бы «сверху» пребываете и редко находитесь «снизу», а вы попробуйте так, чтобы «рядом». На одном уровне всегда легче общаться, и шея не затекает и косоглазие не грозит.

В глазах Жмыхова вспыхнуло грозовое удивление; он почувствовал, что попахивает дерзким неслыханным нравоучением, да ещё и с сарказмом, которое никак не допустимо от такого невразумительного типа, набравшегося вдруг неслыханной наглости. Хозяин помещения, как только мог, насупил своё лицо, опёрся кулаками о стол и рявкнул:

– А я и общаюсь с людьми! Но именно, с людьми! …Которых следует уважать, и которые добились хоть чего-то в этой жизни, и чего-то стоят в нашем обществе! Это руководители предприятий, администрация, директора некоторых учреждений, которым доверено управлять нашим городом и областью. И уровень твоей жизни, между прочим, они тоже улучшают. С ними можно говорить часами, разговаривать конструктивно и без нервов, …а кое с кем и душевно. А ты предлагаешь мне общаться на равных с тем неблагодарным сбродом, который сейчас находиться там, внизу?! – с издёвкой спросил подполковник, тыкая пальцем в пол и прибавил: – Которые ни черта ничего не понимают в силу своей приземлённости и невежества. И в тебе, я вижу, ошибся, ты от них не далеко ушёл.

– Да. Я только для праформы к вам поднялся. А там внизу находятся всё-таки люди, к которым я сейчас поспешу присоединиться, – спокойно возразил Валентин и, не желая больше слушать эти бестолковые хамские выпады, пока Жмыхов надувался своими новыми оскорбительными доводами, сказал: – Там люди, для которых вы лично не сделали ничего хорошего, но которые, пусть немного, но переживают за вас. Во всяком случае, интересуются вашим самочувствием. Потому, собственно, я сюда и зашёл.

– Тогда, пошёл во-о-он!!! – заорал Жмыхов, жутко багровея лицом, высматривая чего бы такого взять в руку, но ничего подходящего не нашёл и схватился за своё горло.

Валентин спокойно поставил бокал с недопитым коньяком на стол и направился к выходу. Остановившись в коридоре, и только чуть повернув голову в сторону комнаты, он произнёс напоследок:

– Вы же сами испытали многое за эти дни, но, к сожалению, так и не поняли, что самое страшное: – это когда в минуту безнадёжного отчаяния может не оказаться такого человека, который захотел бы прийти к вам на помощь. А впрочем, я мало чего знаю о возможностях и могуществе городской администрации и её управленцах, – иронично прибавил Валентин и, чтобы не слышать очумевшие вопли Жмыхова, поспешил покинуть это помещение и плотно прикрыл за собой дверь.