Туман

Не оборачиваясь, Егоров подошёл к своему подъезду и остановился перед дверью в тягостном искушении. Ему хотелось взглянуть на беседку, но он побаивался проявить такое любопытство; опасался, что по «этикету» это будет как-то неправильно, и его могут наказать за это. Но Валентин всё-таки выбрал для себя, пусть немного и лукавое, но оправдание: он вспомнил наказ о том, что иногда следует, заглядывать себе за спину, …и он обернулся. В седых волокнах тумана виднелась беседка, но уже прежнего убогого вида с покосившейся шалашной крышей, за щербатой дощатой перегородкой появился знакомый кривой стол, а возле него стояла незнакомка. Только теперь она казалась маленькой и очень несчастной. По наброшенному на хрупкие плечи клетчатому пледу, Валентин догадался, что ему предоставили возможность попрощаться на расстоянии с Маргаритой Потёмкиной. Вложив в свою привычную робость всю нежность, он поднял до уровня головы правую руку и покачал ей, приветствуя свою соседку и, сразу же, прощаясь с ней навсегда. Маргарита ответила ему почти таким же жестом и …растворилась. Валентин немного расстроился, но и почувствовал желанное облегчение в душе, причина которого была ему ясна.

С отчаянной внутренней клятвой: – сохранить в себе этот последний женский образ из туманной беседки навсегда (хотя знал, что и другие волшебные образы из его памяти никуда не денутся), Егоров поднялся в свою квартиру. Сбросив в коридоре куртку прямо на пол и снимая на ходу футболку, он прошёл в комнату к бежевому платяному шкафу и без особого труда выбрал в нём свежую светлую рубашку. Потом Валентин снял с вешалки вельветовый пиджак, купленный им на майскую премию, но так ни разу и не видевший свет, надел его и застегнул на все пуговицы. Стесняясь своего праздничного вида, он направился в прихожую к большому зеркалу, чтобы хоть немного разубедить себя в излишней торжественности и, разглядывая себя с нужной критичностью, решил, что пусть новый пиджак на нём будет весёлой пикантностью в сегодняшней дружеской соседской вечеринке.

Уже выйдя за порог и прикрыв за собой дверь, он вспомнил про деньги и вернулся. В прихожей на трюмо извечно стояла жестяная коробка из-под печенья, в которую Егоров периодически выкладывал из карманов мелочь. Он не умел её тратить, а вернее, не хотел, потому что считал это занятие хлопотливым и неуважительным к очереди, которая собирается за ним возле кассы. Как можно спокойно подбирать нужные монетки, когда тебе в спину дышит другой покупатель? Только однажды, когда коробка была уже с горкой, бывшая жена заставила Валентина разобраться с этим навалом, и тогда он, помнится, чуть ли не десять минут оплачивал сковороду с тефлоновым покрытием в одном крупном магазине. Но надо отдать должное, что Егоров разумно дождался, когда касса будет свободной, и поэтому лишь в малой доле выслушал недовольные тихие претензии в свой адрес от двух нетерпеливых старушек.

Зачерпнув приличную горсть монет из этой накопительной тары и, со звонким шелестом, опустив добро в боковой карман пиджака, Валентин, опять коснулся дверной ручки, но вдруг вспомнил про примету: ведь он уже вышел за порог и вернулся, а значит, необходимо посмотреться в зеркало. Он мельком заглянул в зеркало, чтобы ублажить своё несерьёзное суеверие и…, так и застыл с полуоткрытым ртом, всматриваясь в несоответствующее реальности отражение. В полумраке прихожей из зеркала на него смотрел длинноволосый молодой воин времён доисторических сражений с отважным лицом и, хотя немного утомлёнными, но вполне ясными и полными решительности глазами. Его взгляд как будто спрашивал: «Ну, что собрался?», и тут же призывал: «Тогда пойдём, мне нужна твоя помощь». В облике воина было что-то знакомое и неуловимо родное для Валентина, словно когда-то давно маленький Валя уже видел этот портрет и мысленно разговаривал с ним. Вот и вопрос вырвался сейчас из Валентина невольно, будто наружу эту любознательность вытолкнуло подсознание:

– Если вы мой давний предок, то скажите, почему даже в одном вашем виде доблести и отваги в сотни раз больше, чем во мне? Неужели каждому новому поколению суждено испытывать дефицит достоинства перед поколениями предыдущими?

– Кому как совесть позволяет, тот так и мучается…, или вовсе не страдает такой проблемой, – ответил молодой воин хрипловатым уставшим голосом и закрыл глаза, словно Валентин интересовался какими-то глупостями.

Егоров успел разглядеть исцарапанную глубокими шрамами толстую защитную накладку из дублёной кожи, на его широкой груди, оценил мускулистые руки, одна из которых прижимала к бедру примитивный деревянный щит, а другая лежала на рукояти меча, но само оружие было скрыто от глаз Валентина за отражаемой поверхностью трюмо.

– Пойдём, – предложил буднично по-дружески воин и слегка кивнул головой в сторону двери.