Туман

Валентин окончательно вошёл в то состояние, когда говорят: «Чувствую себя не в своей тарелке». Да, он скрывал кое-что, но и от него явно что-то скрывали и ещё издевательски интриговали этим. На выручку пришёл Максим, который уже столкнулся в тумане с фокусами во времени и, похоже, догадался, в какую переделку мог попасть его друг.

– Владимирович, ты успел посидеть в беседке, потом принял душ, навёл порядок на кухне, нашёл и вкрутил лампочку, – перечислял он действия обстоятельно и размеренно, покручивая в пальцах бочонок, и прибавил (как показалось Егорову) немного громогласно: – И всё это ты сделал за каких-то пять-шесть минут. Не больше.

Валентин всё понял. Но если и не всё, то хотя бы теперь знал, почему так иронично раздражалась Светлана Александровна, и как по-идиотски выглядело его неуверенное нелепое враньё со стороны. Он присел на свободный стул возле Милы и, массируя пальцами лоб, воспалённым умом пытался подсчитать приблизительное время своей беседы с женщиной из тумана.

– Будешь рассказывать? – с сочувствием кивнул ему Макс, и женщины за столом заметно насторожились, выжидающе глядя на Валентина. Егоров оглядел всех с каким-то чудаческим удовольствием на лице и отрицательно помотал головой.

– Ну, значит, как-нибудь позже, – подвёл черту Максим и вскрикнул: – Гитлер – капут!

– Я в тебя сейчас чем-нибудь запущу! – закипела самая серьёзная игрунья за столом – баба Паня и этим своим возгласом немного сняла напряжение с остальных.

– Да, сорок пять, баб Пань, – пояснила Мила, на всякий случай, взглянув на бочонок, который держал Максим.

– У меня верх, – объявила Зиновьева. – Доставляем.

– Валя, дай рубль, – без всякой неловкости по-простому попросила Мила, – а то я и так у Светланы Александровны уже в кредиторах числюсь после первого кона. Видимо сегодня не мой день.

Валентин чуть привстал, суетливо, но щедро высыпал перед ней мелочь, а потом, словно имея уже на это полное право, пододвинул стул почти вплотную к Миле.

– Бакинские комиссары! – сурово заявил Максим.

– Это я зна-а-аю, – с бахвальством пропела баба Паня и, заставив монеткой цифру двадцать шесть, хотела ещё что-то сказать, но Макс громко произнёс:

– Дата февраля раз в четыре года.

– Да погоди ты орать! – властно потребовала старушка и самодовольно сказала, указывая пальцем на свою карточку: – Я выиграла, у меня низ, – и, не мешкая, сгребла к себе с центра стола кон.

Пока Максим перемешивал в мешочке бочонки, а Светлана Алексеевна собирала карточки, Мила в полголоса доводила до Валентина ошеломляющую информацию:

– А баба Паня на полном серьёзе собралась покупать машину и грозилась оформить её на тебя. А Максим обещал, что за это он будет её по воскресеньям возить её в церковь.

– Да, сказала же, что до храма сама буду ходить! – возмутилась та с таким напором, будто Мила перевернула всё с ног на голову; и стоит отметить, что в отсутствии Валентина, баба Паня вообще ничего не говорила по поводу самостоятельной ходьбы в церковь, а только сейчас принялась пояснять: – Вам молодым не понять, что сама дорога к храму – это уже служение. Я иду, говорю что-то Богу, думаю о Ванечке, …а вы своим тарахтением хотите мне всё это испортить?

– У автовокзала новая церковь строится, совсем не далеко от нас, – поддерживая тему, сообщил Максим и добавил: – Четыре остановки…, и ходить никуда не надо, только по нашей грунтовке.

– На кой она мне сдалась?! Как ходила в село, так и буду ходить, – обиделась баба Паня и продолжала возмущаться: – Раньше церкви по правилам возводили, на возвышенностях, чтобы видно было со всех сторон, и путь к ней издалека прокладывали ножками и глазами неустанно. А сейчас лепят купола, где попало, безбожники, лишь бы народу нужного и ненужного много скапливалось.

– Права ты Пашенька, – согласилась Светлана Александровна, забирая мешок с бочонками у сына, – совсем в коммерцию религию превращают. Не удивлюсь, если скоро попы по электричкам пойдут людей за деньги исповедовать. …Или какие они там службы проводят ради прихода? Страху бы на них небесного напустить вроде такого, в котором мы оказались. Разбираем карточки, – тут же пригласила она всех, как бы, между прочим.

– То попы, как ты и говоришь, а есть и хорошие служители, – поддержала и возразила ей баба Паня, а потом, отобрав себе карточки, деловито посоветовала: – Твоего бы Максимку окрестить надо.

– Вроде как крещёный, – с улыбкой отозвалась Зиновьева, залезая рукой в мешок, – даже свидетельство где-то есть. О! Стража с острова Гвидона, или возраст моего сына, кстати. Кому как нравится.

– Тьфу ты, – от неожиданного перехода растерялась баба Паня. – Так вот он от кого таких дуростей нахватался.

– Тридцать три, баб Пань, – откорректировал ребус Зиновьевой Валентин.

– Да, знаю я, – махнула старушка небрежно рукой в его сторону и предупредила: – Всё равно я вас «сделаю», как не кривляйтесь тут своими загадками.