Валентин успел задуматься над высказыванием Максима. Схожие предположения и мысли о тумане были и у него, но после недавней встречи с многоликой незнакомкой его думы несколько стали отличаться от прежних размышлений. Правда, Егорову ещё предстояло разобраться, в чем именно заключалось это различие, но кое-какие возражения Максиму у него уже появились, и он даже собрался кое-что сказать, но вдруг услышал торжественное восклицание от Светланы Александровны:
– Мир, труд, май! И помещение, в котором мы находимся.
– Один что ли? – задумалась вслух баба Паня, а Валентин всё же высказался:
– Любая религия – это, по сути, огромная легенда, а нам подарили лишь некоторые цитаты из сказки. Я так понимаю, что каждому из нас преподнесли только личные фрагменты, и нам самим хорошо бы в них разобраться, а не помышлять о каком-то писании и не пудрить никому мозги. Конечно, нас не просили держать все эти события в тайне, но, по-моему, это и так очевидно, тем более, в наших же интересах есть что скрывать.
– Валя, ты уж слишком сурово отнёсся к нашей незатейливой дискуссии, – заметила ему Светлана Александровна и довела до всех: – Колода карт для покера.
– Совсем обалдела, что ли?! – взбунтовалась баба Паня. – Какие карты?
– Пятьдесят четыре, – разъяснил ей Валентин, а заодно и растерявшейся в этой непростой загадке Миле.
– Откуда, Светка, ты только таких гадостей набралась? Вроде никаких притонов не устраивала, – уже без возмущения, но с укоризной допытывалась баба Паня. – Или в этих… казино, когда бывала?
– В кино видела, – коротко отчиталась Зиновьева и, достав очередной бочонок, сказала: – Как раз о фильмах. Те-ге-ран…, – произнесла она по слогам и выжидающе поглядывала на игроков.
– Со-рок три, – продолжил в её же стиле Валентин Егоров.
– Валя! – возмущённо, но не грубо одёрнула его Светлана Александровна. – Ты у наших дамочек теневым тренером устроился? – укоризненно спросила она и предупредила: – Следующим «кричишь» ты.
– А ты сейчас не кричи на него, – вмешалась баба Паня. – Хорошо хоть кто-то разбирается в твоей ереси.
– А вы не находите, что всё произошедшее с нами за эти дни, напоминает некую художественную лепку из глины, – всё ещё размышлял вслух Максим на беспокоящую его тему, оглядывая поочерёдно каждого сидящего за столом. – Нет, я хочу сказать, что я доволен этим. Слепили очень отлично, ничего лишнего. У меня даже теперь такое приятное ощущение появилось, что моя семья значительно увеличилась в размерах.
– Надеюсь, что в скором будущем она наконец-то станет ещё больше, – далеко не прозрачным намёком его дополнила мать и, протягивая бочонок сыну, сказала: – На-ка вот, держи. Три пуда тебе в помощь.
– А я решила ещё пожить, – вздыхая, поведала баба Паня и, бегая глазами по своим карточкам, пояснила своё заявление: – Ванечка наказал. Да, и Максимка прав: компания хорошая подобралась. Три пуда, …три пуда, это у нас три по двенадцать или по шестнадцать будет? Всегда путалась.
– Ай, не парься, Паша. Сорок восемь, – небрежно напомнила ей Зиновьева, а Валентин чуть привстал со стула, чтобы взглянуть на бочонок, который она передала сыну, и возразил:
– Тогда ошибочка выходит. Если быть точным, то в одном пуде шестнадцать килограмм триста восемьдесят грамм. Увы, но сорок девять получается, Светлана Александровна.
Зиновьева посмотрела на него, вначале нахмурившись, потом на лице её появилось наигранное изумление, и она пропела:
– Ах, Валя, Валя, Валентин. Вот даже не по носу ты меня сейчас щёлкнул, а, словно мокрой тряпкой по уху залепил, – призналась она, таким образом, в своей некомпетентности и произнесла с гордостью: – Панфиловцы – мои любимцы!
– Так чё закрывать-то? Сорок восемь или сорок девять? – возмущалась баба Паня.
– А-а, что есть, то и закрывай. Считай это бонусом от твоего умного соседа сверху, – махнула на неё рукой Зиновьева.
– А сколько этих панфиловцев было? – тихонько спросила Мила у Валентина. – К своему стыду, я совсем не помню.
– Двадцать восемь, – ответил он в полголоса и добавил: – Это по легенде, но времена меняются и сейчас нам подсовывают другие данные.
– Им бы «тешек» тогда в подмогу, – потрясла перед собой, держа в пальцах, следующий бочонок Светлана Александровна, на секунду задумалась и бесхитростно объявила с каким-то лёгким сожалением: – В общем…, наш легендарный танк.
– Владимирович, мы совсем забыли про ром! – неожиданно вспомнил Максим, и уже было хотел идти за ним в комнату, но мать его остановила:
– Сначала поиграем, а потом оприходуем твою заморскую бутылку. А пока, вон, – указала она глазами на фишку в своей руке, – ужасный портвейн вам всем предлагаю, но, правда, без одной цифры.
Баба Паня сладко облизнулась и обвела всех присутствующих хитрющим самодовольным взглядом.
– Паша! Паша! – поторопилась остановить её непонятное веселье Зиновьева. – Что это за вульгарная страсть к дешёвому алкоголю?!
– Дурная ты, Светка, – причмокивая губами, высказалась баба Паня с нескрываемым удовольствием и с наслаждением призналась: – Я опять у вас выиграла. Низ закрыт.